Шрифт:
ЮРИЙ ЛЬВОВИЧ
у нас нет скатерти-самобранки. У нас есть бабушка. А у бабушки девиз: «Дома всегда должна ожидать человека еда».
Поэтому, возвращаясь из школы, мы с Теней моем руки и садимся за стол. Так было всегда заведено. Правда, Таня была не всегда. И когда её не было, я забывал мыть руки. Но всякий раз встречал укоризненный взгляд бабушки. Вздыхал и шёл к крану.
– Даже у животных вырабатываются рефлексы ...
– начинала бабушка. Но не успевала закончить фразы, а я уже с вымытыми руками сидел за столом.
–
– А в одном государстве,- говорю я,- едят сначала третье, потом второе, а напоследок суп.
– В этом государстве люди поступают неразумно,- говорит бабушка.
– Нет, разумно. Сначала надо съесть самое вкусное.
– Но, согласись, что суп после пирога ...
Я не даю бабушке закончить:
– Суп не обязательно.
– Он необходим для пищеварения,- не сдаётся
бабушка.
– Понятно. Его придумали врачи. Тогда его надо принимать по столовой ложке три раза в день. Как микстуру.
Я с сожалением смотрю на недоеденный пирог.
– Не переживай,- успокаивает бабушка.- Скоро и этому кусочку место найдётся, Протрясёшься на улице. Кстати, как дела в школе?
– Нормально,- говорю я и начинаю одеваться.
После обеда наступает самое лучшее время дня. Я могу валяться на диване с книжкой. Смотреть телевизор. Идти на улицу. И бабушка не возражает.
Ещё бы. Каждому понятно, как трудно отсидеть в школе целых пять уроков. После этого человеку просто необходим отдых. Поэтому я делал что хотел. И никто мне не мешал. Но бывает же так. Всё у чловека хорошо и вдруг... трах бах... Вот так случилось и у меня. Когда однажды я пришёл с улицы и заорал: «Бабуся, хочу есть!»- бабушка вышла из кухни и приложила палец к губам. Я понял, что должен молчать. Но не успел спросить почему, так как в это время мама крикнула:
– Серёжа, иди сюда!
Не раздеваясь, я влетел в комнату. Мама была не одна. Рядом с ней, на диване, сидел незнакомый мужчина.
– Вот мой Серёжа,- сказала мама.
Мужчина улыбнулся, встал и протянул мне руку.
– Рад познакомиться,- сказал он.- Юрий Львович. Или дядя Юра. На твоё усмотрение.
Я окинул его взглядом и подумал, что его можно называть только по имени-отчеству. На нём было всё отглаженное, как на манекене, что стоят в окнах магазина. Конечно, против «дяди Юры» будут возражать его большие квадратные очки, белая рубашка и красивый галстук.
Я ждал, что он будет расспрашивать, как учусь и кем хочу стать, но меня увела бабушка.
– Это кто?- спросил я.
– Мамин знакомый,- сказала бабушка.
– А зачем он пришел!
– Приведи себя в порядок,- вместо ответа зашептала бабушка.- Будем пить чай. Веди себя поаккуратней. Не чавкай. И вообще.
Что вообще, бабушка не сказала.
МУЗЫКА
В последующие дни я не вспоминал о Юрии Львовиче. Даже забыл о его существовании. А всё, наверное, потому, что я невнимательный. Иначе бы я обратил внимание на то, как подолгу мама стояла теперь перед зеркалом, делая разные прически. А однажды, после работы, не переодеваясь, села за пианино. Открыла крышку. Положила руки на колени и долго о чём-то думала. А потом так тихо и медленно начала играть свою любимую «Лунную сонату».
Моя мама преподаёт музыку. Она говорит, что музыка - самое утончённое выражение человеческих чувств. Ей можно передать радость и горе. И многое другое.
Мама с сожалением говорила, что я не «музыкальный». Она несколько раз начинала со мной заниматься. Ноты я выучил. Но дальше этого дело не пошло. Обычно перед тем, как учить что-то новое, мама играла этюды и песенки. И предлагала мне выбрать что понравилось. Я выбирал. Но чтобы получилось хорошо, надо было разучивать очень долго. И через несколько дней эти мелодии мне ужасно надоедали. И мама махнула на меня рукой. Она сказала, что музыке надо учить тех, кому без неё трудно.
Маме без музыки было трудно. Она не только много играла, но любила говорить со мной о музыке. Может быть, надеялась, что я всё-таки стану «музыкальным».
Иногда она задавала мне просто шарады.
– Серёжа,- говорила мама,- я сейчас буду играть, а ты внимательно слушай. Потом скажешь, что почувствовал от этой музыки. Что она подсказала твоему воображению.
Я добросовестно слушал, стараясь угадать, что хотел сказать композитор, написавший музыку.
Наверное, мама выбирала для меня самые выразительные вещи. Потому что во время игры я иногда слышал топот коней и представлял мчавшуюся конницу. В другой раз музыка заставляла грустить. Мне становилось почему-то всех жаль. Бабушку, маму, себя.
А иной раз под мамиными пальцами слышалось журчание ручья. Ручей бежит, спотыкается на камешках, золотится под солнцем.
Закончив играть, мама смотрит на меня:
– Ну как?
Я говорю, что видел большое солнце, ручей и много-много бумажных корабликов.
– Правильно,- радовалась мама.- Это музыка Грига.
Слушая «Лунную сонату», я всегда представлял одно и то же. Ночь. Мраморная лестница с широкими ступенями. Мама в белом платье с распущенными волосами медленно поднимается по ступеням. Я иду следом. Мы идём долго. Вот И ступени уже кончились, а мы всё поднимаемся. Мамино платье словно белое облако. Приближающиеся звёзды становятся большими. Они слегка покачиваются и вспыхивают голубым, оранжевым, зелёным. И слышится звон. Но это не звёзды звенят. Этот звон живёт сам по себе. Где-то выше звёзд. Он наплывает на нас. Становится тревожно. Кажется, вот-вот что-то случится. Но мама поворачивается ко мне, и мы начинаем опускаться. А звон остается в небе.
Однажды, возвращаясь из кино, я ещё на лестнице услышал, что мама играет свою сонату. На цыпочках я вошёл в комнату.
Юрий Львович не заметил меня, и, когда мама доиграла сонату, он поцеловал ей руку.
– Серёжа, когда ты пришёл?- удивилась мама.
Я молча ушёл в другую комнату и закрыл дверь. У меня не было больше «Лунной сонаты».
Я никогда почему-то не спрашивал, что представляет мама, когда играет её. Теперь спрашивать было ни к чему. В мамину музыку пришел Юрий Львович.