О чем мы промолчали
Шрифт:
Одна его ладонь вытворяла нечто невероятное внизу, пока его губы и язык нежно ласкали мою грудь. В какой-то момент напряжение, что нарастало внутри, достигло предела и меня снесло чувственной волной. Тело задрожало в его руках. Я выгнула спину дугой, и протяжно застонала. Сладкая судорога разлилась по всему телу, особенно сильно пульсируя внизу живота. Ещё ни разу в жизни мне не было так хорошо.
Когда волны удовольствия перестали сотрясать тело, я расслабленно обмякла в Пашиных руках. Моё дыхание было рваным, голова кружилась от неизведанных ранее ощущений, лоб покрывала испарина.
Паша коснулся моих губ своими губами. Нежно и трепетно.
— А теперь спи, голубоглазка, —
Мне не нужно было повторять дважды. Через минуту я уже спала, свернувшись в его надёжных руках.
24
Алёна. Наши дни.
— Проверишь ещё раз, и можешь отдавать Рябинину, — распорядился Беляев, со своего места смотря на Витю Карпова. Тот кивнул, сделав очередную пометку в блокноте.
Было полдесятого утра, и мы, как обычно, сидели в комнате для совещаний.
— У меня всё. Так, есть ещё у кого-то вопросы?
Ответом ему послужила тишина, нарушаемая лишь скрипом Витиной ручки.
— Тогда все по рабочим местам! — снова прозвучал голос Павла Андреевича, и я с облегчением стала подниматься со своего места. — Ромашова, задержитесь!
Я вздрогнула от неожиданности, услышав свою фамилию из уст этого человека, и посмотрела на него. Беляев продолжал сидеть в своём кресле, постукивая пальцами по столу, и гипнотизируя меня взглядом. Я же пыталась определить, что он придумал на этот раз. Неужели ему мало того, что случилось между нами вчера? Решил добить меня окончательно? Что он ещё придумал?
Вчера, пытаясь придти в себя, я проторчала в туалете почти полчаса. Щёки пылали, губы горели от жалящих поцелуев, и никакая вода не помогала смыть его прикосновения. Он словно заклеймил меня. Позорно заклеймил. Было чертовски больно. А ещё обидно до слёз. Я ведь искренне предполагала, что этот мужчина больше не властен надо мной. Предполагала, что тогда, много лет назад, своим мерзким поступком он убил все те чувства, что поддерживали во мне жизнь. Как выяснилось, зря. Я так заблуждалась. Стоило ему коснуться меня, стоило чуть поманить пальцем, и вот я уже готова сдаться. Это происходило неосознанно. Моё тело… Оно ещё не забыло. Ничего не забыло. Оно всё ещё помнит каждое волнующее прикосновение, каждый поцелуй, каждый вдох и выдох рядом с ним. И вчера я в очередной раз убедилась в том. Как долго мне удастся сдерживаться? А как долго получится держать на расстоянии его? Ведь в какой-то момент я не смогу остановиться, и тогда…
Я тряхнула головой, и светлые локоны рассыпались по плечам. Где же твоя гордость, Ромашова? Где она?
С тревогой я посмотрела на Лену, которая уже направлялась к выходу, но поймала на себе лишь ледяной взгляд Ивашиной. Ей-то что нужно? Даже не хотела думать об этом.
Помещение быстро опустело, и мы с Беляевым остались здесь вдвоём. Он подошёл к двери и запер её на замок, а когда повернулся, наткнулся на мой вопрошающий взгляд.
— Зачем вы заперли дверь, Павел Андреевич?
Он усмехнулся, подойдя ко мне. Теперь мужчина нависал надо мной, отчего мне сделалось неуютно.
— Чтобы ты не сбежала, и выслушала меня, — он запустил ладонь в свои волосы на затылке. — Я хотел извиниться за вчерашнее, Алёна. Сам не знаю, что на меня нашло. Прости.
Беляев снова усмехнулся, но на этот раз как-то горько.
— Да, у нас с тобой когда-то были отношения, да, не сложилось, бывает. — Он пожал плечами. — Но мы ведь взрослые люди, и так уж вышло, что теперь работаем вместе. Полагаю, стоит оставить прошлое, и научиться сотрудничать, абстрагировавшись от всего ненужного. Тем более, что теперь каждый живёт своей жизнью. Той, которую он для себя выбрал. Предлагаю забыть все обиды и недопонимания, и начать с чистого листа. Словно ничего не произошло. Что скажешь?
Не сложилось…
Бывает…
Каждое его слово словно острый нож резало меня на малюсенькие кусочки. Всё это звучало так цинично. И так просто. Разумеется. Ведь я для него никогда ничего не значила. Просто очередное развлечение. А наигравшись, выбросил, как мусор. Переступил и пошёл дальше.
Каждый живёт своей жизнью…
Той, которую он для себя выбрал…
Я с трудом сдерживала истеричный смех, комкая руками край юбки. Выбрал? Нет! Ты выбрал за двоих, Беляев, а мне оставалось лишь принять твой выбор.
Словно ничего не произошло…
Как у него язык повернулся сказать такое вслух? Как так можно? Мне вдруг перестало хватать воздуха, и я подскочила со своего места. Не хотела больше слушать это. Не могла.
— Хорошо, — с большим трудом выдавила я из себя. Хотя ничего хорошего я здесь свершено не находила. Мне стало гадко и противно. Руки дрожали, глаза начинали набираться солёной влагой, и чтобы скрыть своё состояние, я направилась к двери. Мне нужно было срочно уходить отсюда, пока я не сболтнула того, о чём потом буду жалеть. Не нужно, чтобы он видел, какую боль мне принесли его слова. Я не доставлю ему такой радости. — Если это всё, то я…
— Нет, не всё, — его голос, прозвучавший за моей спиной, заставил меня остановиться, но не обернуться. Я так и продолжила стоять к нему спиной, сцепив перед собой руки. — Твой компьютер какое-то время будет в ремонте, поэтому, как я уже говорил вчера, ты можешь работать в моём кабинете.