О любви еще раз
Шрифт:
– Ты, паря, должен слушать мнение правильных парней, если не хочешь получить перо под своё ребро, понял?! – продолжал поучать новоявленный пахан.
– Плевать я хотел на твоё перо, – спокойно, глядя в глаза мосластому, твёрдо ответил Пётр. – Я таких говнюков, как ты, и на воле видывал. Не запугаешь. Не на того напал!
Парень давно заметил сидевших по углам, испуганно глядевших на него ребят, явно не из воровской компании. Их было намного больше фартовых. И эти слова он более адресовал им, чтобы не боялись и перестали гнуться перед
– Что ты сказал, падло? – повскакивали со своих мест хулиганы.
– Ну, что, может, выйдешь со мной один на один? Или забздишь и за спинами своих прихлябаев спрячешься, а? – бросил вызов, глядя в глаза их предводителю, Пётр.
Хулиганы опешили, не ожидая встретить в лице новичка-одиночки такого решительного отпора. Они в замешательстве повернули головы в сторону своего хозяина.
– Ну, смотри, фраер, ты сам напросился! – картинно поднялся со своего «трона» долговязый и, небрежно накинув на плечи рубаху, стал приближаться к парню. В его руке блеснула заточка.
– Попишу, сука! – прошипел он, делая рукой дуговые движения.
Пётр сгруппировался в ожидании нападения. Краем глаза он заметил, как соскочили со своих лежанок все обитатели барака, не только хулиганы, и заспешили к месту их схватки. Её исход был для них принципиален.
Наконец, мосластый, подбадриваемый своими «пацанами», перешёл к решительным действиям и попытался несколько раз ткнуть заточкой Петра. Но тот, опытный дворовый боец, ловко увернувшись, увесистой оплеухой достал нападавшего по уху.
Раздался громкий шлепок, злобный вой и радостный возглас зрителей, державших сторону Петра.
Блатной, потерявший на время ориентацию и чуть было не выронивший от боли и неожиданности заточку, вновь бросился на новенького, бешено орудуя своим оружием.
– А-а-а!.. – орал он, стараясь резануть парня. В какой-то момент ему всё-таки удалось царапнуть смельчака по руке.
На рукаве у Петра проступили капельки крови.
– Га!.. – подскочили хулиганы, в восторге вскинув кверху свои руки. – Что, получил, фраер?! – злорадствовали они.
А Пётр даже не взглянул на царапину, всем своим видом показывая, что для него это – сущий пустяк.
Улучшив момент, он, отскочив в сторону, перехватил кисть нападавшего и с силой ударил его, полностью открывшегося при очередном выпаде, правой ногой в пах. Звуки борьбы стихли. Стихло всё.
В полной тишине раздался одинокий сиротливый звон упавшей на пол заточки. Скрюченный малый, задыхаясь от боли и злобы, катался по полу и протяжно скулил, обхватив обеими руками промежность.
В следующий момент послышалось клацанье запоров и в дверь проскочили охранники с дубинками в руках:
– Всем оставаться на местах! Никому не двигаться! – закричали они.
– Как всегда, вовремя! – сказал про них кто-то из стоявших в заднем ряду.
***
– Я ищу Матюшина Петра, – в голосе Копейкиной послышалась надежда и просьба
Сержант некоторое время, которое показалось женщине вечностью, переворачивал страницы журнала учёта осуждённых. Наконец он оторвал от него голову и произнёс:
– Есть такой. Переведён из Кировоградской ВТК месяц назад. А вы ему кто?
Эвелина испугалась, что сейчас, когда откроется, что она не родственница парню, её просто прогонят, и тогда… Она не знала, что тогда.
– Я… я соседка ему, – наконец покорно призналась Копейкина. Врать было бесполезно.
– Гм, – многозначительно хмыкнул сержант. – Что же вы хотите?
– Увидеть его. Ведь им разрешены свидания?!
– Но вы же ему не мать! И вообще не родственница!
– Нет у него никаких родственников, кроме тётки! Родители погибли в войну, а тётка больна и приехать не может! – всё-таки соврала Копейкина, не желая вдаваться в подробности.
– Ну, не знаю. Это вам к начальнику колонии надо.
– А как с ним связаться? Я приехала издалека, намаялась я… – в голосе женщины послышались просительные нотки.
– Подождите, я сейчас позвоню, – пожалел её сержант.
***
– Пётр хороший мальчик. И не вор он вовсе, всё это ошибка! Случайно вышло!
– Ну да. Хороший мальчик, – скептически усмехнулся начальник колонии, капитан в милицейской форме, мужчина лет сорока пяти, и поглядел на сидевшего рядом молодого лейтенанта, офицера-воспитателя. Тот понимающе взглянул на начальника. – Только он сейчас в дисциплинарном изоляторе за драку и поножовщину!
– Какую поножовщину? – всё похолодело внутри у бедной женщины.
– Ну, нож, допустим не его. Но он избил товарища своего отделения, также осужденного за кражу.
– Понимаете, это из-за меня он попал сюда!
– Как это? – удивился капитан.
И Копейкина, растирая на лице слёзы, сбиваясь и повторяясь от волнения, поведала начальнику колонии свою историю, рассказав всё, даже больше, упомянув и о том, что уже давно ищет парня и побывала в Кировограде.
Капитан ни разу не перебил её. Он только смотрел на женщину, и ей казалось – с сочувствием. Наконец он тихо произнёс:
– Вы себя не корите. Всякое в жизни бывает. Я вот тоже войну в штрафбате начал, а окончил командиром стрелковой роты под Прагой.
Лейтенант с удивлением поглядел на своего начальника. Было видно, что он впервые слышит откровенное признание своего командира.
– Что же мне делать? – подняла на него заплаканные глаза Копейкина.
– Ну, свидание смогу разрешить только через неделю – десять дней. Человек должен понять, что наказан. А вот передачу ему сейчас сделать можете.
От этих слов у Эвелины закружилась голова. Как повезло ей, наконец, встретить сердечного человека, знавшего, что такое жизнь не понаслышке! И в глазах измученной женщины вновь появились слёзы. Только теперь радости.