О людях и самолётах 2
Шрифт:
Я в это время по просьбе старичка-завлаба помогал ему проверить лабораторные установки.
Инструктировать Пётр Георгиевич тоже любил. Рассказав за какие-нибудь сорок минут о целях и задачах лабораторных работ, порядке оформления и защиты, он прошёлся по режиму секретности (работы были несекретными), и перешёл к мерам безопасности.
Занимаясь своим делом, в слова Петра Георгиевича я не вслушивался, но вдруг в аудитории пала мёртвая тишина. Я обернулся.
Пётр Георгиевич стоял около радиолокационного прицела и, указуя забинтованными пальцами с подозрительными бурыми пятнами на бинте на его антенну, вещал:
…должны
Студент Сучонок
Прекрасным июльским днём по главной аллее авиабазы «Иваново» плелся студент Сучонок, переодетый в военную форму. Одним фактом своего существования он бросал дерзкий вызов всем Общевоинским и некоторым Боевым Уставам Вооружённых Сил Российской Федерации. По причине крайней плюгавости Сучонка, нормальную форму ему подобрать так и не удалось, хотя личный состав авиабазы сделал всё, что мог. Начвещ [50] ездил к соседям-десантникам в поисках х/б и сапог детских размеров, а командир роты лично выполнил подшивку и подгонку обмундирования. В результате Сучонок был одет в х/б образца 43 года, а ножки-спички болтались в голенищах шнурованных десантных сапог. В качестве архитектурного декора имелся брезентовый ремень с бляхой, покрашенной серой краской, и пилотка с красноармейской звездой. В общем, студент Сучонок безошибочно опознавался на расстоянии 100-150 м со спины в тёмное время суток.
50
Начвещ – начальник вещевой службы.
Кстати, фамилия его была, конечно, не Сучонок, но звучало как-то похоже, и все считали, что в документах просто описка, а на самом деле – он настоящий сучонок, а если сумеет подрасти, то станет законченной сукой, потому что стилем его жизни было создавать проблемы для окружающих.
Чудом доучившись до 5 курса и переболев всеми мыслимыми болезнями, Сучонок решил на сборах вести совершенно новую, здоровую, мужественную жизнь. Первым пунктом в его личном плане самосовершенствования стояло обливание холодной водой. Сама жизнь подталкивала его к закаливанию, потому что горячей воды в казарме никогда и не было. Два дня закаливание шло «на ура», а на третий мужественный воин угодил в санчасть с жестокой простудой, в результате чего на стрельбы перед присягой он прибыл на санитарной «мыльнице» в больничном халате. Всклокоченными волосами и диким взглядом он напоминал композитора Мусоргского, умирающего от белой горячки.
Потом будет ещё ураганное расстройство желудка и перелом большого пальца на ноге (уронил на ногу табурет), но пока студент Сучонок пребывал в относительной гармонии с собой и Вселенной. Уклонившись от занятий на раскалённом аэродроме, он проник на территорию гарнизонной чайной, нажрался там бутербродов и пирожных до потери дыхания, набил карманы галифе – защёчных мешков солдата – консервами и потихоньку двинулся в обратный путь, к казарме, предвкушая продолжение желудочно-кишечной оргии.
– Товарищ солдат! Стойте!
Сучонок поднял глаза. Перед ним, надуваясь злобой, стоял генерал.
–
– Ой, извините, задумался… – пролепетал Сучонок, судорожно дёргая крючок на вороте. Потом он вспомнил, что пилотка висит на ремне, нахлобучил ею и, для большего уважения поклонившись, как швейцар, отдал честь.
Генерал подавил стон.
– Можно идти? – вкрадчиво поинтересовался Сучонок, удерживая руку у пилотки.
– Идите!
Сучонок отошёл, снял пилотку, засунул ею под ремень и принялся с облегчением расстёгивать ворот.
– Товарищ солдат!!!
Оказывается, генерал не ушёл, и вид Сучонка с тыла понравился ему ещё меньше, чем с фронта. Генерал подбежал к Сучонку и ужасно закричал.
На крик из штаба выскочил дежурный по центру.
– Вот этого! – захлёбывался генерал, – посадить! Немедленно! На пять! Нет!! На десять суток!!! Этот вот недостоин, чтобы быть не лицом – жопой ВВС!!! Махновец, бля!
– Товарищ генерал, – осторожно сказал дежурный, – его нельзя посадить…
– Это почему?!!
– Студент, товарищ генерал…
– Бля-а-а-а!!! – снова взвыл генерал, – в кои-то веки собрался бойца посадить, и что же?! Скубэнт! Враг унутренний! Старшего ко мне! Немедленно!
Около штаба собралась небольшая толпа любопытных. Сучонок, как обесточенный Луноход, нелепо застыл на аллее. Генерал, лётчик-снайпер, стоял, красный от злости и неловкости. Он уже понял, что проиграл. Посадить на солдатскую губу студента, который на сборах имел статус курсанта, было невозможно, а офицерской гауптвахты в городе не было.
Наконец, на поле брани прибыл начальник сборов, майор Тарасевич. Увидев лучшего из своих подчинённых, в компании чужого генерала и банды штабных, он мысленно проклял Сучонка и генерала, шляющихся по гарнизону, вместо того, чтобы тихо сидеть на положенным им местах, и приступил к улаживанию конфликта, держа при этом голову вполоборота, чтобы скрыть запах местной водки «Князь Шуйский».
– У вас плохо организованы занятия! – склочничал генерал – Поэтому бойцы и бродят бесцельно по гарнизону! И не приветствуют старших по званию! В моем учебном центре, например, такое просто немыслимо!
– Товарищ генерал! – просветлел лицом Тарасевич, – у нас на будущий год одной «точки» на сборы не хватает, всего-то человек 150 студентов. Разрешите, мы к вам? Пусть, наконец, ощутят твёрдый авиационный уставной порядок!
– Что? – поперхнулся генерал, – ко мне? А-а-а… Хорошо.… То есть, конечно, не хорошо, а надо подумать, посовещаться… Вы лучше заявку пришлите, а уж тогда мы рассмотрим… Пойдёмте, товарищи!
– А как называется ваш центр, товарищ генерал? – в спину ему спросил Тарасевич.
Генерал сделал вид, что не услышал.
Экстрасенс
По пятницам наш шеф всегда выглядел расстроенным, так как ему предстояло на два дня расстаться с подчинёнными, из командира-единоначальника превратиться в деклассированный элемент и заступить на двое суток в хозяйственный наряд по квартире. В доме у шефа царил настолько густопсовый матриархат, что даже кот перебежал на сторону победителей и предательски царапался. Семейный очаг вместо положенного тепла выделял угарный газ, поэтому выгнать шефа со службы домой было практически невозможно.