Шрифт:
Это были лихие девяностые. Мы выживали, как могли.
В этом городе я часто бывала и неплохо его знала. Там еще остались булыжные мостовые.
Единственным местом, куда не ступала моя нога, был Привоз.
И вот теперь, когда улицы города стали называться по-старому, город потерял для меня всю свою прелесть. Потому что, когда я приезжаю сюда, у меня не хватает сил и времени на художников на Грузинской, на книжные развалы Дерибасовской, на художественный салон на Французском бульваре.
Потому что единственное место, куда я захожу теперь, это Привоз.
Билетов в вокзальной кассе никогда нет. Но есть шустрые местные мальчики и девочки, предлагающие билеты на любые направления, правда, втридорога.
В общем-то, неплохие ребята, они просто делают свой бизнес. Благодаря раскрашенным толстым мамам и тетям, что восседают за кассовыми окошками, в прическах, уложенных цементными волнами. Их легконогие дети просто торгуют дефицитным товаром. Такое уж время. Каждый торгует, чем может.
В каждый свой приезд сюда я быстро вычисляю этих ребят и беру билет, но однажды узнаю, что гораздо дешевле ездить с пересадкой и с тех пор езжу только так.
Обычно, закончив дела – купив товар (чай, болгарские сигареты, яркие пакеты), я иду в парк у вокзала, сажусь на скамейку и смотрю на толпу.
К моей скамейке подходит разный люд. Цыганки с растрепанными детьми предлагают погадать, юноши и девушки с одухотворенными лицами протягивают буклеты, приглашающие в церковь. А однажды подсел бывший певец Оперного – импозантный седой баритон и вполголоса напевал мне классические арии, поражаясь, что мне это интересно.
Потом приходит мой поезд, я еду часа три до города, где нужно пересаживаться.
Конец ознакомительного фрагмента.