О моя дорогая, моя несравненная леди

Яшенин Дмитрий

Паша, снова оказавшийся сбоку, с нескрываемым удовольствием наблюдал за ним.

– Зачет, солдат.
– улыбнулся он, наконец.
– Зачет!

– Зачет?
– развернулся к нему Кирилл. Сигарета, выстрелянная резким щелчком пальцев, улетела под обрыв.

– Зачет.
– повторил Паша.
– Спорим, - он медленно протянул Кириллу руку с открытой ладонью, - спорим, что из сотни доноров, биоматериал которых нам с Аленой могли бы предложить при искусственном оплодотворении, девяносто девять уже давно... обделались бы, окажись они на твоем месте? Спорим?

Кирилл отрывисто пожал плечами, но руки в ответ не протянул.

Паша удовлетворенно кивнул и, не отводя от него глаз, опустил свою руку.

А

потом вдруг стремительным, как бросок кобры, движением, без малейшего замаха, одним лишь разворотом плеча и взлетом ладони, обратившейся в кулак, со всей силы вложил его в левую скулу Кирилла.

Не в силах устоять, тот опрокинулся навзничь, чувствуя, как оглушительное эхо пушечного удара заполняет все его существо. Ясное небо у него над головой вдруг померкло, потемнело и едва не стало черным, но потом снова обрело свой праздничный, лазурно-голубой цвет.

– Ну что ты, брат, обиделся что ли?
– голос Паши с трудом пробивался сквозь яростный, неумолчный гул, затопивший всю голову.

Кирилл перевернулся на бок, потом уперся локтем в землю и сел.

– Да пошутил я, пошутил! Давай руку!

Кирилл встряхнул головой, словно это могло помочь избавиться от гула. Потом наклонил голову и... даже не сплюнул, а скорее слил изо рта длинную, вязкую, соленую, красную слюну. Потом поднял голову и посмотрел на Пашу стоявшего над ним.

Потом протянул ему руку.

Резким рывком поставив его на ноги, Паша, будто бы извиняясь, хлопнул его по плечу:

– Пошутил я, брат, пошутил. Не обижайся.

Кирилл пожал плечами и аккуратно ощупал скулу. Вопреки ожиданиям, челюсть оказалась не сломана и даже зубы, вроде, были на месте. В голове по-прежнему гудело, но боль уходила.

Уходила быстрее чем хотелось.

Паша еще раз хлопнул его по плечу и отвернулся к морю.

– Не обижайся, брат. Тебе на меня обижаться не за что. Разве ж я виноват, что жена мне первая, по молодости, такая... подвернулась, что с ней не то что ребеночка делать - в одной комнате находиться не хотелось! А хотелось забиться в казарму и не вылезать оттуда вовсе! А потом, когда вроде бы все сложилось, оказалось, что уже слишком поздно. Разве ж я виноват, что война эта проклятая вот так, годы спустя, меня настигла, когда уж я начал думать, что все обошлось? Что мне, наконец-то, повезло и теперь у нас с Аленой все будет хорошо. Что будет у нас и дом, полная чаша, и дите родное, наследник и надежда. Словом, все как у людей! Неужто я этого не заслужил?!
– в его голосе прорезалось, вдруг, такое отчаяние, такая боль, что Кирилл вздрогнул, перестав массировать разбитую скулу, и замер.
– Я ж ни одного солдата просто так, по дурости своей или безалаберности, не сгубил! Ни в Афгане, ни до него! И тогда, из последнего боя всех пацанов вывел! Всех кого только смог! Неужто я не заслужил того, что всем остальным дается?!
– он остановился, вздохнул и продолжил тише: - а знаешь как хочется, чтобы лялька по дому бегала? Чтобы пустота эта проклятая исчезла на веки вечные? Чтобы время, которое уже много лет ураганом, словно под горку несется, замерло вдруг и потекло медленно-медленно, от прогулки до кормления, от кормления до прогулки? Чтобы перестать, наконец-то, изводить себя одним и тем же, безответным вопросом: за что я свою кровь проливал? и задуматься над более насущными вещами: почему травка зеленая? почему солнышко желтое? почему небо днем голубое, а ночью - черное? Господи! Ну, кто, кто я такой, чтобы без конца думать - за что я свою кровь проливал?! А вот почему небо днем голубое, а ночью - черное - вот это вопрос! Ты, кстати, не знаешь - почему?
– обернулся он к Кириллу.

– Знаю.
– ответил тот, чувствуя острый прострел, затихшей, казалось, боли.
– Из-за рефрактивного преломления солнечных лучей в атмосфере Земли.

– О как!
– восхищенно качнул

головой Паша. Потом улыбнулся и прибавил: - а ты ничего, солдат! Удар держишь четко.

– Держу.
– сказал Кирилл.

Сказал, чтобы не молчать.

– Не обижайся, брат.
– повторил Паша.
– Не смог удержаться... Не смог, хотя и понимаю, что должен быть тебе благодарен по гроб... Кстати, о благодарности.
– он сунул руку в карман и вытащил два белых бумажных конверта.
– Держи, Пикассо, это твоя зарплата.
– протянул он один конверт Кириллу, - Карточкам я, как закоренелый совок, не доверяю. Зелень из американского огорода гораздо практичнее. Особенно в нашем деликатном деле. Согласен?

– Согласен.
– ответил Кирилл, принимая конверт после секундного колебания.

– Знаешь сколько здесь?

– Знаю.
– Кирилл покрутил конверт в руках, потом сложил, не открывая, и сунул в карман.

Зелени было много.

Возможно, даже очень много.

– Ну а это - призовые.
– Паша протянул ему второй конверт.

– Призовые?

– Да. Помнишь "Мерседес", на котором я тебя встречал? Ну, то спортивное купе, на котором вы потом с Аленкой гоняли?

– Который сломался?

– Да не сломался он!
– рассмеялся Паша.
– Просто я распорядился перегнать его в Питер. Он сейчас в Пулково, на автостоянке возле аэропорта стоит.
– Вот, - он еще раз, настойчивее прежнего, сунул конверт Кириллу, - здесь ключи и талон со стоянки. Генеральная доверенность, ПТС и прочая... макулатура - в бардачке. Бери.

– Это...
– Кирилл почувствовал как усмешка загибает уголки рта.
– Это вроде компенсации за потери?

– А какие твои потери, солдат? Литр спермы?

– Полтора!

– Ну, полтора.
– не стал спорить Паша.
– Сперма у тебя, конечно, хорошая, качественная, с моей не сравнить, но это ведь ресурс не из числа невосполнимых. Ты должен знать. У тебя же дядя - гинеколог.

– А как насчет веры в людей?
– спросил Кирилл.

– Веры в людей?
– Паша не играл - он действительно был удивлен.
– А у тебя еще оставалась вера в людей? Я так свою еще до Афгана потерял.

Кирилл лишь пожал плечами.

– Что ж, если угодно можешь считать это компенсацией за... да в общем, за что хочешь!
– Сказал Паша, выждав немного.
– Это хорошая компенсация, брат. Достойная. Бери. Ну!
– Он почти насильно втиснул конверт в руку Кирилла.
– Пользуйся. Заслужил. И не бойся!
– сквозь печаль в его глазах проскользнула озорная искорка.
– Тормозные патрубки не подпилены и граната к бензобаку не привязана. Можешь спокойно забирать машину и кататься. Хоть сегодня.

– Сегодня?

– А почему - нет? Через, - Паша бросил быстрый взгляд на часы, - четыре часа из Симферополя поднимается питерский борт. Успеваем. Вечером уже будешь на берегах Невы.

Кирилл кивнул, встряхнул конверт, внутри которого, бряцая, перекатывались ключи, и поднял глаза на Пашу.

Тот спокойно выдержал его взгляд и небольшую паузу, после чего кивнул на "Ленд Ровер":

– Ну что, тронемся потихоньку?

Кирилл еще минуту смотрел на него, потом сунул конверт в карман, вслед за первым.

– Тронемся.

*

...Белая гора стремительно летела навстречу.

С каждой секундой ее крутой, почти отвесный склон неумолимо приближался к нему. Кирилл уже отчетливо различал морщинистые складки расселин, обозначенные густыми, глубокими тенями и кривые, выщербленные клыки скальных выступов, напротив, очерченные острыми солнечными лучиками. Столкновение было неизбежно.

Поняв это, Кирилл вздохнул, уронил голову на мягкий подголовник и закрыл глаза в предчувствии неотвратимого удара.