О нём
Шрифт:
Приношу все, что мне может понадобиться, и расстилаю на траве еще один большой кусок брезента, чтобы было легче оттаскивать мусор. Вытащив сиденье рулевого, я слышу шуршание велосипедных шин и тихий визг тормозов на подъездной дорожке позади себя.
Обернувшись, вижу прищурившегося от солнца Себастьяна.
Вне Семинара мы не виделись уже две недели, что вызывало во мне странную и будто пронзающую насквозь боль.
Выпрямившись, я подхожу к краю палубы.
— Привет.
— Привет, — с улыбкой отвечает Себастьян. — Чем ты тут занят?
—
От его смеха в животе все сжимается.
— Служение означает скорее «помощь другим людям», — Себастьян тоже делает кавычки пальцами, — а не, — снова кавычки, — «починить крутую лодку отца», но допустим.
Ни фига себе, он меня передразнивает. Я показываю на мусор, горой валяющийся на брезенте.
— Видишь этот кошмар? Не особенно круто.
Себастьян оглядывает бок лодки.
— Ага, продолжай себя в этом убеждать.
Сев на корточки, я оказываюсь в нескольких сантиметрах от его лица.
— Ну а ты что тут делаешь?
— Я работаю репетитором неподалеку. Решил зайти.
— То есть ты учишься в универе, пишешь книгу, работаешь помощником учителя, да еще и репетитором? Я точно лентяй.
— Не забудь про церковные мероприятия и служение, — сделав шаг назад, Себастьян с горящими щеками отводит взгляд. — Но на самом деле я не был поблизости.
Моему мозгу требуется некоторое время, чтобы из точки А добраться до точки Б, а когда приходит понимание — он приехал сюда специально ради меня! — я чуть не спрыгиваю вниз и не заключаю его в объятия.
Но, конечно же, останавливаю себя. Я вижу, как Себастьян сжимает руль и что ему не совсем комфортно от собственного признания, и во мне расцветает надежда. Вот так мы сами себя и выдаем: еле заметным дискомфортом и другими реакциями, которые не можем скрыть. Отчасти поэтому и страшно жить здесь, имея мои сексуальные предпочтения, о которых известно только за закрытыми дверями. На людях я могу выдать себя движением губ в ответ на слово «пидор», или если посмотрю на кого-нибудь слишком долго, или обнимусь с парнем, сделав это как-нибудь неправильно.
Или буду нервничать, только потому что решил зайти в гости. Как Себастьян.
Возможно, я всего лишь проецирую и выдаю желаемое за действительное, но все равно хочу спуститься вниз и, мягко отцепив от руля его руки, просто держать их в своих ладонях.
Но вместо этого решаю пошутить:
— Не думай, будто я не заметил: ты промолчал, когда я назвал себя лентяем.
Его плечи заметно расслабляются, и Себастьян отпускает руль.
— Я не имел в виду ничего такого, просто…
— Тогда можешь перестать меня донимать и подняться сюда, чтобы помочь.
Он кладет велосипед на траву, снимает куртку и удивительно легко запрыгивает на прицеп, а потом и палубу лодки.
— Сейчас я покажу тебе, что значит служить людям.
Меня так и тянет пошутить насчет служения, но предпочитаю отмолчаться.
Поставив
— Что тут нужно сделать?
— Надо вытащить сиденья и оторвать старое напольное покрытие. О, и отскрести клей. Спорим, ты уже пожалел, что такой хороший и отзывчивый человек, — я даю ему свои перчатки и несколько секунд просто смотрю на Себастьяна. Одежда на нем сидит просто идеально — ни одной складочки, ни единой пылинки. Еще недавно он явно был на солнце, потому что кожа покрыта легким загаром.
— Не нужно мне отдавать свои, — говорит Себастьян и протягивает перчатки мне назад.
— В гараже есть еще.
Себастьян кивает, и я спрыгиваю вниз, после чего, отдышавшись секунду, не спеша иду в гараж и возвращаюсь обратно к лодке. Если бы я внял маминому совету, то вот она — идеальная возможность поговорить о границах и о том, что он знает обо мне то, чего не знает больше никто. И что между нами ничего не будет.
Скоро, говорю я себе. Скоро я ему все скажу. Наверное.
Нам удается вытащить еще одно переднее сиденье вместе со скамейкой. Сейчас на улице точно больше пятнадцати градусов — рекордно много для этого времени года — и к моменту, как расправились с покрытием, мы оба вспотели.
— Не пойми меня неправильно, — говорит Себастьян, — но почему твой отец заставил тебя этим заниматься, когда мог бы… не знаю… — виновато опустив голову, он смотрит в сторону моего дома, — нанять кого-нибудь?
Я тоже смотрю на дом. Наш район, пожалуй, самый красивый в этой части Прово. У домов длинные извилистые подъездные дорожки. Рулонные газоны. У каждого есть цокольный этаж, а у многих и пристройки над гаражом. Это правда, мои родители хорошо зарабатывают, но они не транжиры.
— Мама сэкономит везде, где только сможет. И рассуждает она примерно так: она уже позволила папе купить лодку, так что нанимать кого-то для ухода за ней — это слишком.
— В точности, как моя мама, — говорит Себастьян, посильней ухватившись за все никак не желающий поддаваться кусок покрытия и потянув его на себя. Наконец раздается треск. — Я про сэкономить, — уточняет Себастьян. — Ее девиз — «Доешь до корки, заноси до дырки, есть — в дело пусти, нет — пропусти».
— Ой, только, пожалуйста, при маме моей так не говори. Она обязательно сделает себе футболку с этой надписью.
Или наклейку на бампер.
Оторвав наконец кусок покрытия, Себастьян встает и отбрасывает его на брезент. Тот громко приземляется, подняв столб пыли. Тыльной стороной ладони Себастьян вытирает лоб.
Преступно не любоваться таким зрелищем, но я все же заставляю себя оторвать взгляд от его торса.
Посмотрев по сторонам, Себастьян оценивает размеры разрушений.
— И все же. Старая или нет, но лодка отличная.
— Это да, — я встаю, а потом спрыгиваю на дорожку. Родители еще не вернулись, и пригласить его в дом кажется страшно заманчивой идеей. — Хочешь чего-нибудь выпить?