О нём
Шрифт:
— Еще как.
Себастьян идет за мной через гараж в дом. Войдя на кухню и открыв холодильник, я радуюсь прохладному воздуху, пока осматриваю запасы.
Папа сейчас в больнице, а мама с Хейли поехали по магазинам. Это замечательно, но заставляет меня осознавать особенно остро, что мы с Себастьяном тут одни.
— У нас есть лимонад, Кола, диетическая Кола, витаминная вода, кокосовая вода…
— Кокосовая вода?
— Ее любит мама после тренировки. Лично мне кажется, что на вкус она как солнцезащитный
Себастьян подходит и встает позади меня, чтобы тоже заглянуть в холодильник, и мне сразу становится трудно дышать.
— Странно, что они не кладут тюбик в упаковку этой воды в качестве бонуса, — когда он смеется, я чувствую, как его грудная клетка вибрирует.
Я не в порядке. Совсем.
Себастьян покашливает.
— Мне витаминную воду.
Достав две бутылки, я одну протягиваю ему, а свою прикладываю к лицу, когда он отворачивается.
— Твой отец врач? — оглядевшись по сторонам, спрашивает Себастьян. Я наблюдаю, как он отвинчивает крышку и, поднеся бутылку к губам, жадно пьет. Мое сердце бьется в такт каждому глотку…
…раз,
…два,
…три.
…и я уверен, что не смогу снова начать дышать, до тех пор пока не вдохнет он.
— Ага. В долине Юты, — я поворачиваюсь лицом к холодильнику и надеюсь, что мой голос не кажется хриплым. — Хочешь что-нибудь поесть?
Себастьян подходит ко мне.
— С удовольствием. Не возражаешь, если я помою руки?
— Да, хорошая идея.
Стоя бок о бок у раковины, мы намыливаем и ополаскиваем руки. А когда я тянусь за полотенцем, наши локти и бедра сталкиваются. Это всего лишь бедро, но за долю секунды мое воображение рисует бедренные кости и то, что находится между ними. Сказать, что я извращенец, — это сильно преуменьшить.
Сообразив, что стою сейчас у раковины и думаю о бедрах Себастьяна, я вручаю ему полотенце и снова иду к холодильнику.
— Сэндвичи подойдут?
— Да, спасибо.
Достаю мясную нарезку, сыр и все остальное, что может пригодиться, хватаю тарелки и выуживаю ножи из посудомоечной машины. Себастьян уже сидит на барном стуле. Толкаю в его сторону упаковку хлеба.
— Как продвигаются дела? — вскрыв полиэтиленовый пакет, он раскладывает хлеб по тарелкам.
— Дела?
Себастьян смеется и наклоняется ко мне.
— Ну, знаешь, твоя книга. Для Семинара, в котором ты участвуешь. Помнишь?
— Книга, точно, — упаковка нарезки не вскрыта, поэтому она требует немного моего внимания, а значит, у меня есть секунд десять на отсрочку ответа. — Отлично.
Себастьян удивленно приподнимает брови.
— Отлично?
В последнее время я писал только о тебе, но мне стоит продолжать помалкивать. Неловкость между нами нам совсем не нужна.
— Ну да, — пожав плечами, отвечаю я, под тяжестью его внимания не имея сил придумать что-то большее. — Я чувствую себя довольно
Себастьян отрывает себе лист салата и аккуратно кладет на хлеб.
— Ты дашь мне прочитать?
— Да, конечно, — вру я.
— Сейчас?
Мой ответ звучит чересчур резко:
— Нет. Не сейчас, потом.
— На следующей неделе можешь зайти ко мне после школы, и мы вместе поработаем над написанным.
Глоток воды во рту внезапно превращается в камень.
— Правда?
— Конечно. Как насчет пятницы?
Это значит, у меня есть почти неделя на правки.
— Хорошо.
— Принеси мне первые главы, — глаза Себастьяна сверкают.
В моем распоряжении чуть больше пяти дней, чтобы отредактировать написанное. Как минимум изменить имена. Может быть, переделать ее из дневника в роман.
Господи, дай мне сил.
Какое-то время мы молча едим, передавая друг другу пакет чипсов, после чего открываем две безкофеиновых Колы — какой скандал! Затем Себастьян встает и подходит к холодильнику посмотреть прикрепленные там фотографии.
— Классное фото, — наклонившись, чтобы получше рассмотреть, говорит он. — Где это? Здание просто безумное.
Фотография была сделана после окончания десятого класса. На ней изображен я на фоне огромной церкви необычной архитектуры.
— Это Барселона, Собор Святого Семейства.
С вытаращенными глазами Себастьян поворачивается ко мне.
— Ты был в Барселоне?
— У папы там проходила крупная конференция, и он взял нас с собой. Было круто, — встав у Себастьяна за спиной, я протягиваю руку через его плечо и показываю на фотографию. — С каждой стороны он разный. Я стою у фасада страстей Христовых. А в этих башнях, — показываю на каменные конусы, вздымающиеся к облакам, — есть лифт на самый верх.
— У тебя здесь такое выражение лица, — смеется Себастьян, — будто ты знаешь нечто, о чем не догадывается тот, кто тебя фотографирует.
Я стою так близко, что вижу веснушки на одной стороне его носа и как ресницы почти касаются щек, когда Себастьян моргает. Меня так и тянет рассказать ему, что во время поездки я встречался с парнем, приехавшим на конференцию с родителями. Его звали Дакс, и он был вторым парнем, с которым я целовался. Мы слиняли с ужина, где была куча врачей со своими семьями, и целовались до ноющих губ.
Так что да, я знаю кое-что, о чем не догадывался тот, кто меня снимал. Маме с папой я рассказал про Дакса несколько месяцев спустя.
Мне хочется признать, что Себастьян прав, лишь бы увидеть его реакцию.
— Я боюсь высоты, — произношу я вместо этого. — Поэтому чуть не брякнулся в обморок, когда родители объявили, что у них есть билеты наверх.
Вздернув подбородок, Себастьян смотрит на меня.
— И ты пошел?
— Ага. Пошел. Кажется, все время держал маму за руку, но справился. Возможно, поэтому я выгляжу гордым собой.