О нём
Шрифт:
Коул привел с собой друзей из колледжа, которых я не знаю, и сейчас те недалеко от парковки запускают радиоуправляемые вертолеты. Они крупного телосложения (явно игроки в футбол, крикливые и часто матерятся) — рядом с такими людьми я всегда чувствую дискомфорт. Я, конечно, не Мэнни, но все же не мелкий, и знаю, что мое спокойствие нередко интерпретируется как угроза. Один из тех парней, Илай, окидывает взглядом меня, а потом и стоящую рядом со мной Отем — будто собирается закатать ее в кусок пиццы и съесть. Илай мускулистый и не вызывающий доверия, с толстой шеей и усыпанным рубцами от угрей красным
Отем пододвигается ко мне ближе и делает вид, будто она моя девушка. Тут же включившись в игру, я обнимаю ее и смотрю ему прямо в глаза. Илай отводит взгляд.
— Не хочешь поэкспериментировать вон с этим? — шучу я.
— Вот уж нет, — ворчливо отвечает Одди.
После нашего прерванного появлением Отем разговора по телефону Себастьян уехал участвовать в церковном мероприятии в какой-то парк в Саут-Джордан. До шести часов его дома не будет, что, впрочем, не останавливает меня от бесконечной проверки сообщений: не пришли ли какие-нибудь наводящие на определенные мысли эмодзи?
Но ничего нет.
Мне не нравится, как мы отставили все в сторонку — сказав друг другу: «Обсудим это позже», — и особенно не нравится то, что Себастьян вроде бы даже не заметил, как на меня повлияли его слова, сказанные в четверг. О чем-то похожем я читал в брошюрах, которые мне приносит мама, — мол, квир-людям свойственны постоянные сомнения, поскольку мы понимаем, что нас могут отвергнуть не только из-за нашей идентичности, но и по более глубоким причинам — вот только ничего подобного я раньше не чувствовал. Если Себастьян не считает себя геем, то какого черта он делает рядом со мной?
Я поближе притягиваю к себе Отем и успокаиваюсь от ее тепла.
Мэнни собирает несколько ребят, чтобы те помогли ему собрать большой радиоуправляемый Хаммер, и когда они заканчивают, то по очереди запускают его по ведущей к озеру неровной тропинке между валунами и парковкой.
Наше внимание привлекает потасовка недалеко от моей машины. Друзья Коула борются, смеются, и все мы наблюдаем, как один крупный парень — кажется, его зовут Мика — побеждает Илая. Лежащий под ним Илай пихается, но встать не может. Не знаю, как так случилось, что его уделали, пусть даже и в шутку, но смотреть на это одно удовольствие. Мы даже не сказали это вслух, но и так всем понятно, что он форменный мудак.
— Слезь с меня, пидор! — орет Илай, заметив, как много внимания к нему приковано.
Внутри меня будто все замерзает и перестает функционировать. И вся моя энергия сейчас направлена на то, чтобы контролировать выражение лица.
Одди рядом со мной тоже замирает. Слово «пидор» словно эхом проносится над поверхностью озера, но оно задело только нас двоих.
Смеясь еще сильнее, Мика встает и помогает подняться Илаю.
— У тебя конкретный стояк, гомик поганый, — говорит Илай и отряхивает джинсы. Его лицо становится краснее, чем было.
Отвернувшись, я делаю вид, будто хочу всего лишь полюбоваться красивым видом, но краем глаза замечаю, что Одди уже готова голыми руками оторвать Илаю яйца. И винить ее не могу — я и сам в ужасе, что люди где-то еще продолжают употреблять такие слова.
Мика тем временем равнодушно отходит в сторону. Остальные
— Отвратительно, — шепчет Одди. Она смотрит на меня, а я пытаюсь ей улыбнуться сквозь сдерживаемую ярость. Я сейчас подражаю Себастьяну и впервые понимаю его потрясающую фальшивую улыбку. У него большой опыт.
Отем встает и отряхивает сухую траву со своих джинсов.
— Думаю, нам нужно уйти.
— Ты в порядке? — сделав то же самое, спрашиваю я.
— Ага, — отвечает она. — Просто не моя тусовка. Зачем только Коул общается с этими мудаками?
Это тоже не моя тусовка. Я чувствую облегчение.
— Понятия не имею.
Мэнни идет за нами и пытается отговорить.
— Ребят, вы же только что приехали. Неужели не хотите устроить гонки этих машин?
— Я говорила Таннеру, что еще с утра неважно себя чувствую, — сочиняет Одди. — А сейчас стало хуже.
— Отвезу ее домой, — говорю я, пожав плечами, будто она тащит меня отсюда против воли. Но гонки дистанционно управляемых машинок плюс гомофобия — это все-таки не мое.
Проводив нас до машины, Мэнни останавливает меня, прежде чем я успеваю сесть за руль.
— Таннер, по поводу того, что сказал Илай…
По шее покалывающе проносится жар.
— А что он сказал?
— Ой, да ладно тебе, — смеется Мэнни и смотрит в сторону, словно говоря «Не заставляй меня повторять это вслух». — В общем, Илай идиот.
Я хочу скорее сесть в машину.
Это так странно.
И очень плохо.
Словно он знает обо мне. Но как он узнал?
Не любящий ходить вокруг да около, Мэнни поднимает солнцезащитные очки на голову и, смущенно прищурившись, смотрит на меня.
— Танн, подожди. Хочу, чтобы ты знал: у нас все окей, да? Я бы никогда не позволил, чтобы кто-то наговорил тебе всякого дерьма.
Я не сопротивляюсь, когда он притягивает меня в свои объятия, но при этом чувствую себя рядом с ним бессильным и маленьким. Где-то на задворках памяти пытаюсь найти, где и как успел выдать себя, и когда Мэнни понял, что мне нравятся парни. Но ничего подобного вспомнить не получается.
— Мэнни, приятель. Все окей. Я даже не понимаю, о чем ты.
Отстранившись, он смотрит на Отем, стоящую очень неподвижно. А потом снова поворачивается ко мне.
— Эй, ладно тогда, чувак. Извини. Я недопонял.
Мэнни поворачивается и уходит, оставив нас с Отем стоять на ветру. Какое-то время мы молчим.
— Что это было? — наблюдая, как он уходит, спрашивает Одди.
— А я откуда знаю? — я смотрю на нее и пытаюсь найти произошедшему какое-нибудь простое объяснение. Собственно, я всегда так и делаю. Вот только обычно соображаю быстро. Супербыстро. Но сегодня… сам не знаю, может, я устал. Или может, мне надоело защищаться. А может, меня добило, что Себастьян отрицал очевидное. Или же ураган, состоящий из моих чувств — лжи и полуправды — просто сорвал с петель ставни на моих воображаемых окнах, и Одди теперь видно, что было скрыто внутри.