О, Путник!
Шрифт:
Раны мои, слава Богу, заживали очень быстро, для меня они уже не являлись тяжёлыми и не представляли никакой опасности. На плече и бедре, в местах попадания стрел, кожа была ещё красной, но ткань затягивалась прямо на глазах. С пробитой грудью дело обстояло несколько сложнее. Дышать мне было ещё довольно тяжело и больно, внутри грудной клетки что-то хлюпало, клокотало, при дыхании из неё вырывались болезненные хрипы. Но с каждой минутой мне становилось всё легче и легче, лучше и лучше. Силы решительно и стремительно возвращались ко мне.
Я посидел некоторое время, задумчиво и легко глядя в ясное голубое небо, потом, опираясь на ПОСОХ, тяжело встал, внимательно огляделся вокруг. Моему взору открылась картина, которая, с одной стороны, была печальна и
ЗВЕРЬ бился, сражался, совершенно не думая о тактике и технике боя. Как может размышлять об этом любой дикий и могучий хищник, когда на него кто-то нападает, или он на кого-то нападает? Мой славный Пёс был подобен стихии: просто кусал, рвал, ломал, перемалывал, отрывал, давил, разрывал и разгрызал. В схватке против него в замкнутом пространстве палубы у пиратов не имелось ни малейшего шанса на победу, на что я, собственно, и рассчитывал с самого начала.
Разве может быть шанс у стаи волков, запертых в тесной клетке с огромным медведем? Да, в вольном поле, имея хорошее численное преимущество и свободу манёвра, почти равное противостояние между ними вполне возможно и исход схватки непредсказуем, но в клетке!?
Я некоторое время неподвижно постоял на корме, возвышающейся над галерой, печально и задумчиво созерцая поле битвы, вернее, кровавое месиво у своих ног. Силы постепенно возвращались ко мне, раны уже почти не давали о себе знать. Дышал я правда ещё с определённым трудом, грудь болела и ныла. Пустяки, — будем жить и не тужить! Вечно жить!
Я посмотрел на море. По обагрённой кровью воде плавали люди. Их было достаточно много. У кого-то из ран продолжала течь кровь, которая вскоре должна была окончательно решить их участь, якобы, спасшихся флибустьеров. На свой жестокий и кровавый пир уже пожаловали многочисленные акулы, которые зловеще вспарывали плавниками гладь воды. Сначала хищницы были несмелы. Они некоторое время осторожно кружились вокруг пиратов, но потом решительно ринулись в атаку. Безмятежная поверхность моря забурлила и вспучилась во многих местах, до меня донеслись истошные вопли, слышались всплески и панические крики, раздавался хруст разрываемых сухожилий и разгрызаемых костей, и жадно поглощаемого мяса.
С палубы до сих пор так же доносились жуткие стоны и крики немногих оставшихся в живых пиратов. Да, — ужасы войны! Увы, увы… — в очередной раз печально и тягуче подумал я. — Что же делать, к сожалению, они пока являются неотъемлемой частью моего бытия, скорбно сопровождая меня повсюду. И когда я буду, наконец, лишён этой грустной участи, мне совершенно не ведомо. Может быть, — никогда?!
Созерцание трупов и крови мне стало надоедать, и я, спохватившись, принялся искать взглядом нашу бедную яхту. Обозрев видимую часть моря вокруг себя, я, к сожалению, никакого судна поблизости не заметил. В душу закрались нехорошие предчувствия и сомнения, сердце забилось часто и тревожно. Только не это, ради Бога, только не это! Лебёдушка моя ненаглядная, где же ты, как ты!? Любовь моя, свет моих очей! Боже, подари ей спасение, о большем не прошу!
Я сначала слегка занервничал, а потом страшно запаниковал и, скользя по лужам крови и внутренностям, заполнившим палубу, бросился в носовую часть судна. Слава Богу! Он услышал мои молитвы! Яхта тихо и спокойно дрейфовала в пятнадцати-двадцати шагах от галеры, прямо напротив её носа, потому я и не смог разглядеть её с кормы. Палубные надстройки были полностью разрушены. Одна мачта отсутствовала, другая, перебитая пополам, без оснастки, как мощная вековая сосна, лишившаяся вдруг части своего ствола, ветвей и хвои, тем не менее, гордо и бодро пронзала голубое небо. Слава Богу!
На палубе находились практически все члены нашей славной команды, в том числе и гребцы-бойцы. Они стояли на носу судна молча и напряжённо, вытянувшись двумя дугообразными шеренгами поперёк яхты, сжимая в руках оружие. ГРАФИНЯ восседала в центре палубы в плетёном кресле, тревожно и нервно разглядывая из-под руки галеру. Рядом с девушкой нерушимой стеной стояли, защищая её, ШЕВАЛЬЕ, ПОЭТ, КОМАНДИР, СОТНИК и КАПИТАН.
Солнце било из-за моей спиной прямо им в лица, поэтому моё появление заметили не сразу. Я, до поры до времени невидимый, несколько минут с наслаждением и облегчением созерцал мою милую лебёдушку. Ах, — как хороша, однако! Красивые женщина, как и красивые цветы, деревья, птицы, рыбы, звери всегда вызывают в душе самые положительные и яркие эмоции, в каком бы настроении мы не находились. Красота есть красота и в печали, и в горе, и в радости, и в поражениях, и в победах. Воистину, только красота спасёт мир! Однако, какие глубокомысленные размышления! Банальнее ничего не придумаешь!
— Господа, вы не находите, что нам всем следует отпраздновать эту славную победу?! — весело крикнул я, воздев ПОСОХ в небо.
Мне в ответ последовали восторженные и облегчённые крики соратников. ГРАФИНЯ вскочила и попыталась что-то произнести, но не смогла этого сделать, так как из её прелестных глазок хлынули слёзы. Девушка махнула ручкой и рухнула обратно в кресло.
К этому времени вокруг установилась относительная тишина. Акулы сделали своё чёрное или полезное дело, веками предначертанное и прописанное им природой, и незаметно удалились. На палубе галеры ещё кое-где и кто-то постанывал, но уже без былой силы и надежды. Воцарился полный штиль, ровную гладь воды не тревожило ничто, кроме каких-то мелких рыбёшек, периодически беззаботно выскакивающих на её поверхность и с лёгким плеском падающих обратно вниз.
— КАПИТАН, причаливайте к галере, надеюсь, вёсла вы уберегли? — спросил я, спускаясь с верхней палубы вниз на небольшую открытую носовую площадку, расположенную над тараном невысоко над водой.
— Сир, как мы рады, что Вы живы! — весело засуетился морской волк, отдавая необходимые команды матросам и гребцам. — К сожалению, при сближении с галерой мы потеряли все вёсла правого борта, но левые остались целы. Сейчас мы их быстренько перераспределим и подгребём к Вам.
— ГРАФИНЯ, свет моих очей, почему вы так печальны!? — весело поинтересовался я у девушки.
— Сир, как Вы можете сохранять спокойствие в таких условиях!? Всё, что случилось, было ужасно! Эта буря, Ваш безумный прыжок, последующая вслед за ним резня, вопли, море крови, месиво из тел, трупы, страдания, эти страшные акулы! Ужасно! Ужасно!
— Ах, милая! То ли ещё будет! А вообще, не надо жалеть тех, кто дурными мыслями и необдуманными действиями предопределяет свой дальнейший печальный жизненный путь. Каждый в этом мире сам выбирает свою судьбу. Кто-то становится монахом, кто-то проституткой, кто-то садовником или звездочётом, кто-то писателем или Императором, а кто-то пиратом. Каждому — своё! Каждому по желаниям, стремлениям, потребностям! С другой стороны, может быть, не всё зависит от нас!? Чёрт его знает! Вечная тема для дискуссий… Возможно, многое предопределено волей того, кто восседает где-то там, на небесах!? А многое зависит просто от того, как выпадет карта. С другой стороны, судьбу определяет характер. Я думаю, что всё тесно переплетено и взаимосвязано между собою. Тот, кто познает механизм взаимодействия случайностей и закономерностей в этом мире, тот познает всё! Ну, или почти всё! — произнёс я весело и на одном дыхании, а потом насмешливо спросил у ПОЭТА. — Сударь, надеюсь, высказанные мною только что крайне оригинальные и, я не побоюсь этого слова, гениальные мысли, будут занесены в Летопись!?