О смелой мысли
Шрифт:
Неизвестно, как шел торг: уступали ли хозяева сразу, как Манилов, или жались и упрямились, как Коробочка, только сделка состоялась. Желто-бурые, едкие клубы были проданы в полное владение новому хозяину, словно гоголевские мертвые души.
Новый Чичиков оказался химиком. Он построил по соседству с коксовыми печами агрегаты для химической переработки дыма. Вскоре Чичиков стал получать такую прибыль, о которой не мечтали и хозяева коксовых печей.
Жечь кокс и пускать дым на ветер было так же глупо, как при поисках золота набивать мешки пустым песком, а намытые золотые крупинки выпускать обратно в реку.
Теперь все понимают, что коксовый дым — это золото.
Вместе с дымом уносятся в воздух драгоценные органические вещества.
Органические вещества потому дороги для химиков, что содержат в готовом виде сложные кольца и цепочки атомов, из которых умелый химик, как из готовых деталей набора «Конструктор», строит молекулы небывалых веществ, невиданных в природе.
Желто-бурый коксовый дым оказался для химиков набором «Конструктор» с огромным богатством деталей.
Сначала в пробирках и ретортах, а потом и в громоздких промышленных аппаратах химики стали строить из него вещества, одно удивительнее другого.
Получили жидкое топливо — искусственный бензин для тракторов и автомобилей.
Получили белые кристаллы. Килограмма их было достаточно, чтобы сделать сладким ручей. Кристаллы называются сахарином.
Получили лекарства, излечивающие людей от тяжелых болезней.
Получили взрывчатое вещество, в сотни раз яростней пороха.
Получили прозрачную пластмассу, прочную, как броня.
Получили духи и яркую краску, веселящую глаз.
И выходит, что не мертвой душой оказался дым, бесстрастно развеваемый ветром. Созидающая химия открыла в нем живую, изменчивую душу, отыскала в нем взрывчатые вещества и хрустальную броню, защищающую от взрыва, запахи всех цветов и всех цветов краски.
Если дым действительно такая важная вещь, значит, надо его стеречь, значит, надо следить за ним недреманным оком, днем и ночью.
Легко следить за дымом днем, но труднее в сумерках, когда дымное облако начинает сливаться с небом и к ночи становится полным невидимкой. Впрочем, не только в этом дело.
Плохо, когда станция дымит, но совсем не дымить она не может.
И вот разгораются бесплодные споры.
Одному почудилось, что дымок сегодня гуще, чем обычно, а другие уверяют, что все в порядке.
Кто их рассудит? Вероятно, нужен тут судья со сказочно памятливым взглядом?
Ничего подобного!
Тут смогла бы судить и сама богиня правосудия— женщина с завязанными глазами: как ни странно, глаза судье не нужны. Надо только, чтобы у богини в руках вместо весов с чашками был другой, более точный прибор — фотоэлемент с электрической лампочкой.
Фотоэлемент — это и есть электрический глаз, недреманное электрическое око.
Фотоэлемент и горящую лампочку помещают в дымовую трубу.
Лампочка светит сквозь дым, а тень дыма наплывает на фотоэлемент, словно тень облаков, заслоняющих солнце.
Сгущается тень, и слабеет ток в фотоэлементе. К фотоэлементу подключено реле — прибор, чутко отзывающийся на малейшее ослабление тока…
Все сильнее сгущается тень, все слабеет ток, наконец срабатывает реле и включает электрический звонок. Рассыпается звон на всю котельную: «Топки дымят! Поддавайте воздуха в топки!»
Так обращают люди в дело не только дым, тающий в небе, но и его легчайшую тень.
Художники в картинах старинных сражений не жалели красок на дым и повсюду вырисовывали большие плотные клубы порохового дыма.
Так же поступали и поэты.
…Дым багровой Кругами всходит к небесам Навстречу утренним лучам…— описывал Пушкин Полтавское сражение.
…Сквозь дым летучий Французы двинулись как тучи…— описывал Лермонтов Бородинский бой.
Дым был непременным и заметным участником каждого сражения.
Прадеды наши стреляли черным дымным порохом. Когда этот порох сгорал, то превращался в тончайшую белую соль, разлетавшуюся в воздухе. Образовывалось тяжелое облако того самого дыма, который «кругами всходит к небесам».
Поэты и художники охотно изображали дым сражений, и это значило, что дым в те времена не очень мешал воевать.
Правда, серые клубы предательски выдавали орудия, а плотная пелена застилала стрелкам глаза и нельзя было сделать следующий выстрел, пока не рассеется дым, но с этим можно было мириться: у наших прадедов было мало ружей, и стреляли они не часто — один выстрел в минуту, а то и реже.
Если бы сейчас, зарядив орудия дымным порохом, грянуть всею мощью современного залпа, то такая кромешная мгла заклубилась бы в поле, что не стало бы видно и собственной руки. И минут пятнадцать пришлось бы ждать, пока рассеется дым, чтобы разобраться, что к чему.
Пока дым застилал поля сражений, нечего и думать было об увеличении скорострельности оружия.
А поэтому химики начали бороться с дымом, изгонять его с полей сражений. И скоро добились в этом деле немалых успехов.
Был изобретен бездымный порох, который, сгорая, не оставлял твердых частичек и нацело превращался в прозрачный газ.
Вместе с ним появились пулеметы и скорострельные пушки. Дым сражений исчез, изменился облик войны.
Продолжалось это недолго.
Вскоре военные спохватились и стали требовать дым обратно.
Поняли, что бездымные выстрелы — это хорошо, а полное отсутствие дыма на поле боя — это плохо, и что не так уж дурно было «сквозь дым летучий» ходить в атаку. Дымовая завеса скрывала атакующих, и стрелки обороны не знали, куда стрелять.
Тогда химики стали специально готовить «дым сражений» отдельно от пушек и пулеметов и доставлять его на поле боя в консервных банках.