О теории прозы
Шрифт:
Потому всепонимающий мужчина говорит о любимой женщине: «Пора пришла, она влюбилась».
Она расцветает, как травы в пустыне весной, которые оплодотворяются волнами ветра.
Меджнун, полюбивший Лейлу, носит имя безумца. Он влюблен именно в эту женщину, выделяет именно ее, и даже собака со двора Лейлы для него уже приближение к ее личности.
Разные культуры – это деревья, которые гнулись разными ветрами.
Сравним новеллу китайскую и среднеземноморскую.
Женщину иначе любят. Ее иначе отбирают, оценивают. Иначе одрагоценивают.
И в Китае, как
Существует человек-рыба; он также вполне человек-рыба.
Существуют разные отношения между людьми, разные характеры.
Разные представления о том, как видеть разные вещи, – слева направо или сверху вниз.
Разные представления о личном.
В китайской лирике есть упоминания о крике обезьяны, этим сразу дается представление о том, что многие личные дела и сражения происходят в пустыне.
И плач одинокого младенца, одиночки в этом огромном народе, он звучен.
Здесь свое отношение к цвету, к краске, к празднику, к ответственности людей друг перед другом.
Одна из гималайских вершин иногда полушутливо-полузавистливо именуется третьим полюсом. Так она недоступна.
Великое человечество величественно в великом единстве.
Но китайская культура имеет свой китайский спрос с человека: выносливость, жажду жизни, разнообразное понимание почерка не как почерка писца, а как линии художника.
Здесь картины не вставляют в рамки.
Прочтите несколько китайских новелл. И не огорчайтесь, что они не похожи на все, что вы читали прежде.
Обрадуйтесь тому, что драгоценные камни по-своему преломляют солнечные лучи, создавая как бы другую природу.
Китай должен быть открыт так, как было открыто Колумбом не только пространство Америки, но и культура, и ветры, и законы заблуждения.
Человечество живет огромными планетообразными культурами.
Мы не разглядели этого, хотя имеем пароходы, автомобили и даже смогли создать эту непонятную фотографию.
Человечеству пора вырваться за пределы материков.
Оторваться от белых венцов, что сами стремятся как бы отделиться, они окаймляют все семь, простите, шесть островов.
Ни автомобили, ни пароходы, ни самолеты не помогут.
Помогут люди, такие, как Марко Поло.
Теперь надо вернуться во дворец Божественной пустоты.
Там живет дракон Дунтинху.
Дочь его пасет овец, а это были не овцы, а раскаты грома.
Но надо рассказать об Образе Глиняного Кувшина.
Рассказ об Образе Глиняного Кувшина мне подарил А.Н. Строганов.
Ведь сущность, содержание Глиняного Кувшина есть его пустота.
Туда наливают разное содержимое.
Образ древнекитайской философии.
Ведь и мы ставим стены, помещаем их между двумя плоскостями, прорезаем двери, окна и останавливаемся на пороге.
Перед тем как войти.
Многие сказки, фольклорные рассказы передают этот момент, вводя подробность об ушибленном лбе; надо наклонить голову, перед тем как заполнить собой пустоту.
И вот теперь, вполне последовательно, обратимся к Пушкину.
Снова это его стихотворение:
Октябрь уж наступил – уж роща отряхаетПоследние листы с нагих своих ветвей –оно сопровождает меня долгие годы.
И пробуждается поэзия во мне:Душа стесняется лирическим волненьем,Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,Излиться наконец свободным проявленьем –. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Минута – и стихи свободно потекут.Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,Но чу! – матросы вдруг кидаются, ползутВверх, вниз – и паруса надулись, ветра полны;Громада двинулась и рассекает волны.Плывет. Куда ж нам плыть?Вечная музыка Священного Сосуда, она рассказывает о тайнах наполнения.
4. Первый неудачный чертеж кита
Душечка
В конце «Анны Карениной» Лев Николаевич говорит не только голосами своих героев; Толстой как бы подводит итоги своего романа.
Безжалостные итоги. Никто не заступился за раздавленную женщину. Даже сын говорит с дядей, стараясь забыть о том, как его любили. Его – Сережу.
В словах, в путанице слов, в беззащитности Анны Карениной есть беззащитность самого Льва Николаевича. По старым законам и примечаниям к законам, правительство, а хотите – губернатор, мог назначить попечителя, который бы помог правительству сберечь имущество Льва Николаевича Толстого.
Попечителем должна была быть его жена. Ему угрожали серьезно. Лев Николаевич, трижды великий человек, был осажден наследниками. При разделе Толстой сидел даже не в кабинете, очень скромном, он сидел в полуподвальной комнате со сводами; делили столовое серебро, делили лошадей, делили деньги и выравнивали деньгами неодинаковость цены земель, земли, идущей в долю наследникам.
Лев Николаевич жил среди людей, которые приписывали себе не только имущество, они признавали все частями еще недоразделенного.
Но и Толстой увеличивал некогда свое земельное богатство. Скупал неудачно, заниженно оцененные земли, пережил ужас страха смерти среди неразделенной семьи.
Сыновья и дочери брали куски раздела как будто неохотно, но бестолково точно.
Потом Толстой защищал семейную правоту. Он очень строго относился к жене, которая приблизительно в это время чуть ли не полюбила хорошего композитора.