Шрифт:
Москва – Берлин 2022
Леонид Нисман
Родился в Москве 5 января 1936 года. В 1958 году с отличием- окончил Московский нефтяной институт имени И.М. Губкина. Работал в Специальном конструкторском бюро по автоматике в нефтепереработке и нефтехимии, затем – в НПО «Нефтехимавтоматика». Доктор технических наук, профессор.
Параллельно с основной работой преподавал во Всесоюзном заочном энергетическом институте (ВЗЭИ), Институте повышения квалификации руководящих работников и специалистов нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности «ИПК Нефтехим», Российском государственном университете нефти и газа (РГУ НГ). С 1989 года живёт в Берлине, работает в Германии
С 2008 по 2020 год – член Правления и член Президиума Международного совета российских соотечественников (МСРС).
Член Содружества русскоязычных литераторов Германии и Международного общества мультимедийной культуры и европейской коммуникации имени О. Д. Строка и Э. И. Роунера.
Перу доктора технических наук Леонида Нисмана принадлежит более семидесяти печатных работ по его основной специальности – статьи, брошюры, книги, авторские свидетельства, государственные стандарты.
Литературный дебют Леонида Нисмана состоялся в десятые годы двадцать первого века. Он – автор двадцати книг, написанных в различных жанрах – история, языкознание, биографии, мемуары.
К визитной карточке Леонида Нисмана: Портрет на фоне эпох
Предисловие к книге «О времени и о себе»
Книга Леонида Нисмана «О времени и о себе» представляет собой и витрину – почти иммерсивную, как сейчас принято в некоторых театральных постановках – то есть создающую эффект присутствия, погружения, и интерактивную, иными словами – диалоговую, раскрывающую характер и степень взаимодействия с персонажами, а во многом – осуществляющую его, и трогательную (когда кажется, что выставленные предметы можно потрогать), и заветный сундучок, тот который, согласно поэту Дмитрию Кедрину, не променяешь «ни на призраки богатства, ни на вино», ни на ещё что-либо.
Целомудренного человека спросили: «Для чего существует искушение?» Ответ был предсказуем: «Для того, чтобы с ним бороться». Когда хорошо знаешь тему, есть опасность начать предисловие с предсказуемых, расхожих фраз. Искушение велико. Или того хуже, допустить развязную фамильярность – от некоторой робости, шутливо подмеченных Соллертинским у молодого Андронникова во время дебютного ведения филармонического концерта. Но откуда робость? Ведь одной из избитых и комфортно подворачивающихся формул могла бы стать сентенция, что повествовать об адресате легко и сложно одновременно. Поскольку есть шанс опереться на давнее знакомство с героем, который сам является автором и рассказывает о себе охотно, щедро делится с людьми и опытом, и знаниями, и всем тем, чем его наделила природа. Однако, оглянувшись на 85 лет юбиляра, понимаешь, что есть люди, знающие профессора Леонида Нафтульевича Нисмана куда дольше и лучше, причём люди эти заслуженные и весьма известные.
Не менее банальными были бы повторы из собственной книги об Эдди Рознере, дескать, наша жизнь состоит из подробностей, мелочей, крупиц, теряющихся на дорогах времени. Они остаются в пройденных лабиринтах, пылятся в архивах – забытых, никем не востребованных. Поиском подробностей жизни Рознера мне приходилось заниматься не раз, долго и кропотливо. Обычно в одиночку. К счастью, профессор Нисман сам рассказывает о себе. И, окидывая мысленным взором славный и тернистый путь профессора, понимаешь, насколько велик риск повторить то, о чём он повествует и так или сослаться на собственные экзерсисы по тому же поводу. Ведь о Нисмане мне уже приходилось писать много лет назад, и в написанное тогда я попытался вложить если не всё, что знаю и думаю об этом замечательном человеке, то по меньшей мере всё, что вправе или даже обязан был сообщить читателю об авторе. Но в рукаве у фокусника всегда много подробностей. Даже жизнь отшельника вбирает в себя толщу фактов, которые могли бы стать причиной большой или маленькой книги. История Робинзона – наглядный пример. А если этот человек не отшельник, но эрудит, способный, помимо документов о повышении квалификации, и массу свидетельских показаний предъявить, и законную гордость от знакомства и дружбы со знаменитостями продемонстрировать, и пытливым интересом к разным областям знаний поделиться? Тогда остаётся один шаг до выхода к читателю.
«Сейчас писателем стать легко. Просто надо чего-нибудь написать. Это раньше было трудно», – отмечал незабвенный душелюб и великий людовед Евгений Сазонов и был неправ. Ибо ещё Антон Павлович Чехов подчёркивал, что «стать писателем очень нетрудно. Нет того урода, который не нашёл бы себе пары, и нет той чепухи, которая не нашла бы себе подходящего читателя». Однако нельзя не вспомнить и слова великого Гленна Миллера о том, что «все хорошие авторы is текстов – отличные читатели».
Леонид Нисман, безусловно, следует миллеровскому совету. Он не только пристально изучает всё, что ему важно и интересно, он старается приобщить других читателей к своим находкам. Кстати, о читателях, слушателях и прочих клиентах-реципиентах. Иные упрямцы пытаются лицемерно спорить, размахивая как флагом одним случаем, который произошёл с Леонидом Утёсовым в конце двадцатых годов. Явившись тогда в кабинет напевов Музтреста (студии грамзаписи ещё не существовало) в ответ на своё скромное желание записать пластинку, Утёсов услышал: «Кому она нужна? Кто её будет покупать?». И не замедлил с объяснением, ничтоже сумняшеся, дескать требуется она лишь ему и только в единственном экземпляре. Думаю, что мемуары тёзки Утёсова, который, подобно Леониду Осиповичу, обладает тягой к универсализму, к жанровым соединениям, к синтетическому подходу, и смог бы, наверное, с равным успехом стать филологом, музыкантом или актёром, прими он в юности иное решение, будут интересны многим и многим. Не исключено, что для кого-то они даже окажутся настольной книгой, я в этом почти уверен. Биографы Утёсова упоминали в сюжетах о «всесоюзном запевале» тирады из старинных одесских рецензий по поводу «смешняков и каламбурцев», «пьющих из маленького, но собственного стаканчика». Пожалуй, такие определения подходят и Леониду Нафтульевичу. Порукой тому его неиссякаемый оптимизм, искромётный юмор, задушевная готовность к любым капустникам.
Есть категория «исповедальной прозы», бывают мемуары «как на исповеди». А на главном немецком радио Deutschlandfunk периодически звучат выпуски новостей in einfacher Sprache, «на простом языке». Рассчитанные на то, чтобы оказаться доступными и понятными всем, вне зависимости от уровня знаний, возраста, степени любопытства и когнитивного восприятия, включая Форрестов Гампов или Робинзонов, впервые прильнувших к радиоприёмнику. Зачастую в заботах о высоком, интеллектуальном и элитарном мы забываем, что «ликбез» и лишённая снобизма функция культорга и массовика-затейника востребована и в наше кибернетическое время, которое совпало с эрой «клипового мышления».
Характеризуя почерк Леонида Нафтульевича, можно употребить слова «обстоятельность» и «дотошность». Видимо, памятуя о классических, отмеченных ещё Пушкиным и до сих пор никем не отменённых «лени и нелюбопытстве», что помножены на современное «клиповое мышление», о жизни после миллениума, которая, как выразился Сергей Владимирович Соловьёв – русский поэт и художник из Киева, живущий в Мюнхене, путешественник по Индии, лауреат «Русской премии» и финалист премии Андрея Белого, «существует на невероятной скорости, не соотносимой с возможностями речи, с невероятными кульбитами внутри каждой миллисекунды», Нисман старается рассказывать обо всём терпеливо, предметно, максимально доходчиво и подробно, искренне, не стесняясь повторов, дополнительных экскурсов, максимально облегчая людям неосведомлённым знакомство даже с прописным и безыскусным материалом, беря на себя фронт работ, который обычно маскируется репликой «гугл в помощь».
Приведу-ка я ещё одну цитату из Сергея Соловьёва: «О себе труднее всего говорить, проще говорить о другом. В большем мы хромаем, в интеллекте, в каких-то языковых сближениях с живой тканью жизни… И есть третья составляющая так называемая: детство или начало человека. Особенно она там зыбкая, когда формируется мир ребёнка и его первая встреча с большим миром, в который он входит, где смешиваются эти слои культуры и природы, и волшебства, и открытия миров».
Леонид Нисман – представитель поколения помнящего войну, закаленного горькими испытаниями, пережившего эвакуацию, теплушки, разбомблённые эшелоны – пишет не только о себе. И раз уж в книге мы видим в основном портретные is фотографии, давайте вглядимся в лица! Сколько достоинства и благородства в чертах деда – Марка Манухина, сколько общего со многими известными людьми той эпохи. Какой красотой светятся мать Нисмана и её сёстры! Поколение «детей войны» выросло не только на Маяковском. Оно прошло через конспективный и суровый стиль вождей, через куплеты Ильи Набатова и Владимира Коралли, песни Владимира Бунчикова, городские частушки и репризы Павла Рудакова. Подобно постмодернистам Нисман цитирует, но цитирует по-своему, бесхитростно и порой едва ли не избыточно: собственные книги, чужие строфы, стихи и песни – от реального и всем известного Митяева до киношного и не менее известного Велюрова и даже овеянного легендами акына Джамбула. Для него существенны и дороги многие события, которые кому-то могут показаться рядовыми, второстепенными, прикладными или слишком частными, альбомными, важными только для инсайдеров. С размахом и настойчивостью хрониста-летописца автор напоминает нам, что время Сталина-Хрущёва-Брежнева, это не только эпоха Набатовых или Джамбулов, это время Нисмана и всех тех губкинцев, о которых он пишет и о которых широкая публика узнаёт, возможно, впервые – именно благодаря ему, профессору Нисману.