О всех созданиях - больших и малых
Шрифт:
Тристан играл роль моего шофера, так как моя левая рука начала нарывать после тяжелого отела и теперь была в лубке. Однако он не проехал через ворота, а вылез из машины, прислонился к столбу и закурил сигарету.
Он явно никуда не торопился. Солнышко пригревало ему шею, в его желудке нашли тихий приют две бутылки отличного пива, и я легко мог догадаться, что он чувствует себя чудесно. Собственно говоря, чувствовал он себя неплохо и раньше. Удалил бородавки с сосков телки, и фермер сказал, что для такого молодого эта у него очень хорошо получается. («Да, молодой человек, руку вы себе уже набили лучше некуда».) А потом пригласил нас выпить по бутылочке пива — день ведь вон какой жаркий. Блаженная молниеносность, с какой Тристан поглотил свое пиво, произвела на фермера такое впечатление, что он поставил ему еще одну бутылочку.
Да, все было замечательно, и я видел, что Тристан разделяет мое мнение. С улыбкой глубочайшего удовлетворения на губах он медленно, глубоко вдохнул воздух вересковых пустошей напополам с сигаретным дымом и закрыл глаза.
И быстро их открыл, когда со стороны машины донесся легкий скрежет.
— Черт! Она поехала, Джим! — завопил он.
Маленький «остин» неторопливо скатывался под уклон задними колесами вперед. Видимо, рычаг передачи выскочил, а тормоза давно практически приказали долго жить. Мы оба помчались следом за машиной, Тристан был к ней ближе и умудрился дотянуться пальцем до капота, но не выдержал такой скорости. Мы оба остановились и начали наблюдать.
Склон был крутой, и автомобильчик быстро набирал скорость, подпрыгивая и сотрясаясь на буфах. Я покосился на Тристана: в критические минуты его ум всегда работал стремительно и четко, и я прекрасно понимал, о чем он думает. Прошло всего две недели с того вечера, когда он перевернул «хиллмен», провожая девушку домой после танцев. Машина была совершенно изуродована, а страховая компания встала на дыбы. И Зигфрид, естественно, пришел в лютое бешенство и кончил тем, что выгнал его окончательно, раз и навсегда, — чтобы его духу в доме больше не было!
Но Тристан давно свыкся с этими изгнаниями и знал, что ему надо только некоторое время не попадаться на глаза брату, и все будет забыто. А на сей раз ему особенно повезло: Зигфрид уговорил управляющего банком дать ему ссуду для покупки чудесного нового «ровера», и все остальное изгладилось из его памяти.
То, что произошло теперь, выглядело особенно зловещим, поскольку формально он, как шофер, отвечал за «остин», а тот теперь несся вниз по длинному зеленому склону со скоростью не менее семидесяти миль в час, выделывая жуткие курбеты. Одна задругой распахнулись все дверцы, и, казалось, автомобильчик хлопает ими точно огромная неуклюжая птица — крыльями.
А на дерн из открытых дверец летели флаконы, инструменты, бинты, вата, оставляя за ним зигзагообразный след. Время от времени картонки с рвотным порошком или питьевой содой при ударе о землю взрывались как бомбы, выбрасывая облака содержимого, такие белые на зеленом фоне!
Тристан вскинул руки над головой.
— Смотри! Чертова машина нацеливается прямо на этот сарай! — И он судорожно затянулся сигаретой.
Действительно, на голом склоне было лишь одно препятствие — небольшое строение почти у самого подножия горы, где начиналось дно долины, и «остин», точно притягиваемый магнитом, мчался прямо на него.
Я не выдержал и отвернулся за секунду до столкновения, сосредоточив взгляд на тлеющем кончике тристановской сигареты, который в момент катастрофы стал багрово-алым. Когда я поглядел вниз, строеньице уже не торчало там, оно рассыпалось веером, и мне на память пришло все, что я знал о карточных домиках. Поверх досок мирно покоился на боку автомобильчик, и его колеса все еще продолжали лениво вращаться.
Пока мы галопом неслись вниз по склону, не требовалось быть ясновидцем, чтобы читать мысли Тристана. Он не мог предвкушать минуты, когда придется сообщать Зигфриду, что разбил «остин». Собственно, ум отказывался принять такую возможность. Но, когда мы приблизились к сцене катастрофы, минуя по пути шприцы, скальпели, флаконы с вакцинами, представить себе иной исход было попросту невозможно...
Добравшись до машины, мы в тревоге принялись ее осматривать. Кузов и раньше был в таких вмятинах, что определить, где появились новые, было непросто. Бесспорно, сзади она была приплюснута, но в глаза это не бросалось. Явно о происшедшем свидетельствовал только разбитый задний фонарь. Ободрившись, мы зашагали к ферме за помощью.
Фермер встретил нас дружески.
— Что, ребятки, вернулись выпить еще пивка?
— Оно было бы в самый раз, — ответил Тристан. — С нами кое-что приключилось.
Мы вошли в дом, и радушный хозяин откупорил еще несколько бутылок. Известие о сносе строеньица, казалось, его ничуть не огорчило.
— Так оно же не мое. Принадлежит гольф-клубу. Это ихний павильон.
Брови Тристана полезли к волосам.
— Не может быть! Не говорите, что мы снесли штаб-квартиру Дарроубийского гольф-клуба!
— Выходит, снесли, малый. Тут, в лугах, никаких других деревянных построек нет. Я этот участок сдаю клубу, и они устроили поле на девять лунок. Да вы не расстраивайтесь. Тут никто и не играет-то. Только управляющий банком, а мне его личность не по вкусу.
Мистер Прескотт вывел лошадь из конюшни, мы вернулись к машине и поставили ее на колеса. С некоторой дрожью Тристан сел за руль и нажал на стартер. Надежный мотор тут же уверенно взревел, и Тристан осторожно съехал с поврежденной стены на траву.
— Огромное спасибо, мистер Прескотт! — крикнул он. — Кажется, мы легко отделались.
— Еще как, молодой человек, еще как! Машина как новенькая. — Тут фермер поднял палец и подмигнул. — А про это вы ничего не знаете, а я ничего не скажу! Верно?
— Верно! Давай, Джим, залезай!
Тристан дал газ, и мы опять заурчали вверх по склону. Он о чем-то думал, пока мы не выбрались на шоссе, а тогда повернулся ко мне.
— Знаешь, Джим, все это очень мило, но ведь придется сказать Зигфриду про задний фонарь. Ну и я снова попробую плетки. По-твоему, справедливо, как я всегда оказываюсь виноватым, если что-то приключается с его машинами? Ты же сам видел, и не один раз. Дает мне дышащие на ладан драндулеты, а когда они начинают разваливаться на части, всякий раз вина моя! Чертовы покрышки протерты до корда, но стоит мне проколоться, и с меня спускают шкуру заживо. Это нечестно!