О всех созданиях - больших и малых
Шрифт:
— Ну, ты знаешь, что Зигфрид не из тех, кто страдает молча, — ответил я. — Он обязательно должен излить душу, а ты оказываешься под рукой.
Тристан помолчал, глубоко затянулся, надул щеки и принял выражение третейского судьи.
— Учти, я же не утверждаю, будто совсем непричастен к тому, что произошло с «хиллменом», — поворот был крутой, а я одной рукой обнимал хорошенькую медсестру, но в целом меня просто преследует страшное невезение. В конечном счете, Джим, я беспомощная жертва предубеждения.
Когда мы встретились в приемной, Зигфрид был далеко не в лучшей форме. Он простудился, хлюпал носом и был вял, но, услышав о случившемся, нашел в себе силы вспылить.
— Чертов желторотый маньяк! Теперь, значит, задний фонарь? Бог свидетель, по-моему, я тружусь, только чтобы оплачивать счета за починку всего, что ты портишь. Ты кончишь тем, что разоришь меня дотла. Так убирайся ко всем чертям. Я умываю руки.
Тристан удалился с полным достоинством и, как обычно, залег на дно. С братом он встретился только на следующее утро. Зигфриду стало заметно хуже. Как всегда, наиболее уязвимым оказалось его горло — у него начался ларингит. Шею его окутывал согревающий уксусный компресс, а когда мы с Тристаном вошли к нему в спальню, он слабеющей рукой листал «Дарроуби и Хултон тайме». И произнес надрывным шепотом:
— Читали? Здание гольф-клуба вчера разворотили, и нет ни единого намека, как это произошло. Чертовски загадочно. На земле Прескотта, а? — Его голова внезапно взвилась с подушки, и он смерил брата яростным взглядом. — Ты же вчера был там! — прохрипел он и откинулся назад на подушку, бормоча: — Нет-нет, извини, это даже смешно, и я не прав, что во всем виню тебя.
Тристан уставился на него. Он еще никогда ничего подобного от Зигфрида не слышал. Я тоже встревожился: уж не бредит ли он?
Зигфрид сглотнул и поморщился от боли.
— Мне как раз звонил Армитейдж из Сортона. Очень срочно. У его коровы послеродовой парез, так что немедленно отвези туда Джеймса. Давай же, пошевеливайся!
— Боюсь, я не смогу. — Тристан пожал плечами. — Машина Джима в гараже Хэммонда. Меняют фонарь. На это уйдет около часа.
— О черт, да, и они сказали, что у них нет другого автомобиля, чтобы дать нам на время ремонта. Но Армитейдж просто в панике, через час корова может уже сдохнуть. Что нам, черт подери, делать?
— Есть «ровер», — негромко сказал Тристан.
Тело Зигфрида под одеялом внезапно окостенело, а в глазах заметался дикий ужас. Несколько секунд его голова перекатывалась по подушке, а длинные тонкие пальцы нервно перебирали одеяло, затем с усилием он повернулся на бок и уставился в глаза брата. Потом медленно заговорил, и мучительно-шипящий голос придавал его словам зловещность.
— Да, тебе придется взять «ровер». Не думал, что доживу до дня, когда позволю вести его такому любителю крушить машины, как ты. Но разреши сказать тебе вот что: единая царапина на этой машине — и я тебя убью. Собственными руками задушу.
Все начинало входить в обычную колею: глаза Зигфрида выпучивались, темный румянец разливался по щекам, а лицо Тристана утратило всякое выражение.
Собрав остатки сил, Зигфрид приподнялся повыше.
— Ты действительно думаешь, что сможешь проехать на этой машине пять миль до Сортона и назад, не раздолбав ее? Ну ладно, поезжай, но помни, что я тебе сказал.
Тристан удалился в оскорбленном молчании, а я, прежде чем последовать за ним, последний раз взглянул на кровать. Зигфрид упал на спину и вперил лихорадочный взор в потолок. Губы у него чуть шевелились, словно он молился.
В коридоре Тристан радостно потирал руки.
— Вот повезло, Джим! Шанс один на миллион! Знаешь, я никак не думал, что хоть когда-нибудь сяду за руль этого «ровера». — Его голос понизился до шепота. — Вот и выходит, что ни случится, все к лучшему!
Пять минут спустя он осторожно выезжал задним ходом из двора и в проулок, а когда мы выехали на Сортонское шоссе, я увидел, что он вошел во вкус. На две мили простиралось прямое, совсем пустое шоссе, если не считать встречного молочного фургона, только что появившегося из-за дальнего поворота. Идеальное место, чтобы опробовать возможности «ровера». Тристан расположился поудобнее на упругом кожаном сиденье и нажал на газ.
Мы с полной легкостью неслись на скорости восьмидесяти миль в час, когда я заметил, что фургон начинает нагонять легковушка — древний высокий экипаж с квадратным верхом, смахивавший на жестянку из-под галет на колесах, и не ей было идти на обгон даже тачки. Я полагал, что драндулет затормозит и встроится позади фургона, но нет, он продолжал обгон. А грузовик — возможно, с азартным водителем за рулем, — прибавил газу, видимо превращая это в гонки.
С нарастающей тревогой я смотрел, как две машины, поравнявшись, надвигаются на нас, — до них оставалось несколько сот ярдов, а справа и слева от них не оставалось и фута свободной дороги. Конечно, драндулет должен был отстать и встроиться за фургоном — ничего другого ему не оставалось, но он явно мешкал. Тристан нажал на тормоза. Сделай водитель фургона то же, драндулет, возможно, сумел бы проскочить между ними. Но через секунду я понял, что этого не произойдет: они, громыхая, надвигаются на нас, и я с бессильным ужасом приготовился к смерти от лобового столкновения.
Перед тем как зажмуриться, я успел увидеть широкую перепуганную физиономию над баранкой драндулета, затем что-то ударило в левое крыло «ровера», и раздался невыносимый скрежет.
Когда я открыл глаза, мы стояли. И никого, кроме Тристана и меня, — впереди пустое безмолвное шоссе, сворачивающее в мирную зелень холмов.
Я сидел неподвижно и слушал стук моего бешено колотящегося сердца. Потом оглянулся через плечо и увидел, как фургон на большой скорости скрылся за дальним поворотом. И еще я с интересом взглянул на лицо Тристана — никогда прежде мне не доводилось видеть такого абсолютно зеленого лица.
Через довольно долгое время, ощущая сквозняк слева, я очень осторожно поглядел туда. Обе дверцы отсутствовали — одна лежала на шоссе в нескольких ярдах позади нас, вторая повисла на одной петле и тут же на глазах у меня сорвалась с нее и загремела об асфальт со скорбным финальным звуком. Медленно, словно во сне я вылез на шоссе и обозрел результат столкновения. Левая сторона «ровера» превратилась в искореженный металл там, где драндулет, метнувшись на обочину в последний момент, пропахал себе путь.