О всех созданиях - прекрасных и удивительных
Шрифт:
Но я ошибся. Неделю спустя приемная вновь оказалась битком набитой, и я опять обследовал Тоби на узкой прогалинке в смотровой. После приема моей пилюли вышло несколько глистов, но рвота не прекратилась, осталась и кособрюхость.
– Вы кормите его понемногу пять раз в день, как я велел?- спросил я на всякий случай.
Посыпались утвердительные возгласы, и я поверил. Своих животных Диммоки опекали не за страх, а за совесть. Нет, причина крылась в другом. Но в чем? Температура нормальная, легкие чистые, ни малейших симптомов при прощупывании живота. Я ничего не понимал и от отчаяния прописал нашу противокислотную микстуру. Но откуда же у маленького щенка повышенная кислотность?
Так начался период холодного отчаяния. Две-три недели я тешил себя надеждой, что все само собой образовалось, но затем приемная наводнялась Диммоками и Паундерами, и все начиналось сначала.
А Тоби тощал и тощал.
Я перепробовал все: успокаивал желудок, менял диеты, прибегал даже к шарлатанским снадобьям. Диммоков я без конца допрашивал об особенностях рвоты - через сколько времени после еды? Какие промежутки между спазмами? Ответы были самые разные - иногда сразу же, а иногда и через несколько часов. Света нигде не брезжило.
Вероятно, прошло недель восемь - Тоби было уже четыре месяца, когда я вновь с тоской в сердце оглядел собрание Диммоков. Их посещения ввергали меня в черную меланхолию. Ничего хорошего я не ждал и на этот раз, когда открыл дверь приемной и позволил толпе увлечь себя в смотровую. Последним туда втиснулся папка, когда уже Нелли поставила щенка на стол.
На душе у меня стало совсем скверно. Ведь Тоби все-таки рос и теперь представлял собой жуткую карикатуру на кокерспаниеля: длинный, шелковистые уши свисали с черепа, еле обтянутого шкуркой, бахрома на ногах только подчеркивала их слабость и худобу. А я-то считал Нелли худенькой! Рядом со своим любимцем она выглядела толстушкой. И он был не просто тощим: он все время чуть дрожал, стоя с выгнутой спиной на гладкой поверхности стола, а мордочка его не выражала ничего, кроме тупой покорности судьбе и полной утраты всякого интереса к жизни.
Девочка погладила гармошку ребер, и прозрачные голубые глаза взглянули на меня чуть косо сквозь стекла в стальной оправе. От ее улыбки мне стало физически больно. Она выглядела спокойной. Вероятно, она не отдавала себе отчета во всей тяжести положения, но в любом случае у меня не доставало духа сказать ей, что ее собачка медленно умирает.
Я устало протер глаза.
– А что он ел сегодня?
Нелли ответила сама:
– Немножко хлебца с молочком.
– И давно?– спросил я, но прежде чем кто-нибудь успел ответить, Тоби вдруг кашлянул, и полупереваренное содержимое его желудка, описав изящную дугу, упало на расстоянии шага от стола.
Я гневно обернулся к миссис Диммок.
– Его всегда тошнит так?
– Почти всегда. Так вот прямо и летит изо рта.
– Почему же вы сразу мне не сказали?
Бедная женщина совершенно растерялась.
– Да... сама не знаю... откуда же мне...
Я поднял ладонь.
– Ничего, миссис Диммок, неважно.
Сам то я столько времени без толку прописывал бедному щенку то одно, то другое, и ведь за все эти недели ни единый Диммок или Паундер не произнес по моему адресу ни единого слова критики или упрека, так какое же право у меня предъявлять к ним претензии?
Главное же, я теперь, наконец-то, понял, что с Тоби. Поздновато, но понял!
Если современные мои коллеги, читая это, сочтут, что в поисках диагноза я проявил тупость, редкую и для меня, в свое оправдание скажу одно: даже в весьма немногих руководствах тех дней, вообще упоминавших стеноз привратника (сужение выхода из желудка в двенадцатиперстную кишку), никакого лечения не предлагалось.
Но не может же быть, думал я лихорадочно, чтобы никто в Англии еще не опередил руководства! Должны же быть ветеринары, которые делают такие операции... А если должны, то я одного из них знаю!
Пробившись сквозь толпу, я кинулся по коридору к телефону.
– Гранвилл?
– Джим!– оглушительный вопль неподдельной радости.– Как поживаете, малыш?
– Хорошо, спасибо, а вы?
– Аб-со-лют-но тип-топ, старина. Лучше не бывает.
– Граввилл, мне бы хотелось привезти к вач четырехмесячного спаниеля. У него стеноз привратника.
– Вот прелесть!
– Боюсь, он совсем истощен. Одни только кости остались.
– Дивно! Дивно!
– И все потому, что я больше месяца не мог разобраться.
– Ну и хорошо!
– А владельцы очень бедны. Боюсь, заплатить они ничего не смогут.
– Расчудесно!
Я нерешительно помолчал.
– Гранвилл,.. а вы... э... вам уже приходилось оперировать по этому поводу?
– Вчера пять сделал.
– Что-о-о?
Басистый смешок.
– Шучу-шучу, старина, но успокойтесь: делал я такие операции. И не без удовольствия.
– Замечательно!– я взглянул на часы.– Сейчас половина десятого. Я договорюсь, чтобы Зигфрид подменил меня до конца утреннего приема, и буду у вас около одиннадцати. Когда я приехал, Гранвилл был на вызове, и я маялся у него в приемной, пока во двор с дорогостоящим нежным урчанием не вкатил "бентли". Из окна я узрел поблескивающую над баранкой еще одну несравненную трубку, а затем и мой коллега в элегантнейшем костюме в узкую полоску, придававшем ему сходство с директором Английского банка, прошествовал к боковой двери.
– Рад вас видеть, Джим!– воскликнул он, стискивая мою руку. Затем, прежде чем снять пиджак, извлек изо рта трубку, оглядел ее с некоторой тревогой, потер желтой тряпочкой и бережно убрал в ящик.
Еще десять минут, и я уже стоял под лампой в операционной, наклонясь над распростертым тельцем Тоби, а Гранвилл - совершенно другой Гранвилл Беннетт - с яростной сосредоточенностью работал в брюшке щенка.
– Видите, как расширен желудок?– бормотал он.- Классический симптом.– Зажав пилорический отдел, он нацелил скальпель.– Вот я прохожу серозную оболочку.– Быстрый решительный надрез.– Иссекаю мышечные волокна... глубже... еще глубже... еще чуточку... Ну, вот видите слизистая оболочка выпятилась в разрез. Так... так.. именно. Вот то, что следует получить.
Я прищурился на тоненькую трубочку, заключавшую причину долгих страданий Тоби.
– И это все?
– Все, малыш.– Он отступил от стола с широкой улььбкой. Препятствие убрано, и можете заключать пари, что эта фитюлька сразу начнет набирать вес.
– Но это же чудо, Гранвилл! Я вам так благодарен...
– Чепуха, Джим, одно сплошное удовольствие. А следующую-то теперь и сами сделаете, а?– Он хохотнул, схватил иглу и с невероятной быстротой сшил брюшные мышцы и кожу. В следующую субботу на рыночной площади я увидел шагающую по булыжнику процессию. В первый момент, глядя на это скопление детей и взрослых, я решил было, что младшие классы отправились на прогулку в сопровождении родителей, но потом разглядел, что это просто Диммоки и Паундеры идут за покупками.