О, юность моя!
Шрифт:
— Мы едем на Ак-Мечеть.
— Вот тебе на! С какой стати? — крикнул Артур.
— Это что? Опять твои севастопольские штучки? — заорал Улька.
— Рыбаки Ак-Мечети доставят Немича в Севастополь, иначе в Евпатории произойдет «Варфоломеевская ночь», как задумал Выгран.
— Не узнаю Леськи, ей-богу, — сказал Канаки.— Всегда был такой тихий, смирный.
— Жизнь сложнее нас,— философически, но вполне серьезно изрек Леська.
— Поворачивай к берегу! — строго скомандовал Артур. — Слышишь?
— Брось, Артур. Неужели ты до сих пор не заметил, что я сильнее тебя? К тому же Немич сильнее Ульки. Так что вы тут не очень.
Помолчали. На дымном горизонте показалось парусное судно.
— Из Одессы идет, — сказал Немич.
— А ты молчи! Не твое дело!
Еще помолчали.
— Но раз вы решили идти на Ак-Мечеть, почему не сказали сразу? Мы бы хоть хлеба захватили.
— Хлеб есть.
Леська толкнул ногой брезентовый мешок. Оттуда выкатился житный каравай.
— И колбаса есть, — виновато улыбаясь, сказал Немич.
Он достал из того же мешка свернутую канатом колбасу, четыре каленых яйца и соль в довольно крупных кристаллах — явно с соляного промысла. Затем, разложив на коленях газету, сразу же взмокшую от водяных брызг, погрузил на нее свои яства.
— Шамайте, хлопцы!
Артур и Улька сидели безучастно.
— Отломи мне хлеба и колбаски, — сказал Леська.
Они принялись есть вдвоем, при этом Сенька грыз соль, как сахар.
Судно, шедшее из Одессы, ощутимо прояснялось: уже молено было понять, что это бриг. Но ребятам было не до него.
— Что это там на бриге? Мальчики!
Бриг нырял с волны на волну. Паруса у него оставили только на фок-мачте, обе другие торчали оголенными крестами, поэтому особенно ясно на рее бизани был виден человек на веревке, который кружился вокруг самого себя и делал невероятные виражи в лад с качаниями брига.
— Да ведь это повешенный! — закричал Сенька Немич.
Взволнованный Артур ухватил колбасу и, не отрывая глаз от страшного зрелища, стал жевать ее со всего куска.
— Из Одессы идут, — успокоительно сказал Немич.— Значит, матросы повесили своего капитана.
— Ну! Правда? — обмирающе пролепетал Улька.
— А что ж другое? В Одессе революция. Там не посмотрят!
Голос его приобрел нотки угрозы. Улька опасливо оглянулся на Немича. Никто ничего больше не говорил.
К вечеру дошли до Ак-Мечети и благополучно выбросились на берег. Немич взвалил на спину свой мешок, Артуру и Ульке подал руку, обнял Леську и пошел по направлению к рыбачьему поселку.
— Ну как? — весело спросил Елисей. — Бить меня здесь будем или оставим до Евпатории?
— Извини! — тихо сказал Артур. — У меня к тебе сейчас только одна претензия: почему ты с самого начала не посвятил нас
— Елисей! — сказал Улька. А что надо прочитать, чтобы ясно представить себе коммунизм? А то ведь все как будто что-то такое знают, а я один ничего. Неудобно как-то, верно?
— Я и сам неграмотный, — ответил Леська, смеясь.— Сам живу на обрывках фраз: тот обронил, этот процедил сквозь зубы... Хватаю!
Елисей глядел на них с мягкой улыбкой: мальчики стали взрослеть на глазах. «Повешенный, очевидно, неплохо агитирует», — подумал он, сам не ожидая от себя такой жестокости.
— Ты лучше вот что скажи: как мы поедем обратно?— оборвал разговор Артур.
К рассвету все трое были уже в городе.
В Евпатории тем временем начались аресты. Контрразведчики, сопровождаемые эскадронцами, врывались в квартиры, указанные в списках, и уводили арестованных на дачу «Вилла роз», штаб-квартиру Выграна. «Варфоломеевская ночь» разразилась гораздо раньше, чем ее ожидали.
Утром выяснилось, что списки оказались неполными: Караева не взяли. Но в таком случае за что взяли всех других? Демышева, Кораблева, сестер Немич — Варвару и Юлю?
Все еще надеясь на закон, Караев решил пойти к Выграну, потребовать от него ответа. Он надел единственный свой выходной костюм цвета маренго, рубашку с крахмальной манишкой, серый галстук и серую шляпу. Жена прошлась по костюму щеткой и сказала: «В добрый час». Они поцеловались, и Давид бодро и даже молодцевато пошел разыскивать Выграна. Наивность в начале революции была порой свойственна даже и некоторым великим людям.
Караев шел, постукивая каблуками. Он шептал про себя первые слова будущей беседы с Выграном: «Какое вы имеете право, господин полковник...»
Вот он прошел мимо «Дюльбера» и вскоре очутился у ворот серой дачи «Вилла роз».
— Я к полковнику Выграну! — бросил он часовому с таким видом, что часовой чуть не взял «на караул».
— Постойте! Вы кто такой? — спросил подошедший к ним начальник наружной охраны капитан Новицкий.
— Я председатель Евпаторийского военно-революционного комитета.
Новицкий растерялся.
— Проводите меня к Выграну! — потребовал Караев.
Капитан готов уже был подчиниться властному голосу, но в этот момент к ним подошел прапорщик Пищиков.
— Это Караев! — закричал он в испуге. — Самый страшный большевик города. Бейте его!
Пищиков с размаху ударил Караева в лицо. Новицкий бросился на подмогу.
— Бей его! Чего стоишь? — закричал он часовому.
Часовой вздрогнул, потоптался на месте, крякнул,
матюкнулся и принялся действовать прикладом.