«О» - значит омут
Шрифт:
Саттон сказал:
– Я забыл об этом. Клуб верховой езды здесь, через дорогу.Я играл в тот день у поилки, запускал листья, как лодочки. Уже потом я поднялся на холм и нашел дерево, которое использовал как свое логово.
– Давайте сосредоточимся на работе. Когда вы увидели парней, в каком направлении они шли?
– Вообще-то, они поднимались по холму отсюда. Они, наверное, припарковались на Виа Джулиана и прошли через поляну. Дерево, за которым я прятался, росло на склоне, так что я смотрел на них сверху. Они пересекли мое поле зрения слева направо
– Так что, если там была ограда, они должны были перелезть через нее, что значит, вы бы сделали то же самое.
– Но я не делал...
– Вы можете перестать? Я и не говорю, что вы делали. Я говорю, что мы должны постучать в какие-нибудь двери и узнать, в каком году была установлена ограда.
Мы снова взобрались на холм, поднимаясь по ступенькам с террасы на террасу, пока не достигли широкой площадки с бассейном, кабиной и решеткой для барбекю. Обошли вокруг дома и пересекли газон перед входом в соседний дом. Я позвонила.
Саттон стоял позади. Для кого-то внутри дома, кто смотрел в глазок, мы выглядели, как свидетели Иеговы, только не так хорошо одетые.
Саттон переступил с ноги на ногу.
– Что вы собираетесь сказать?
– Еще не придумала.
Дверь открыла женщина с полугодовалым ребенком на руках. У ребенка во рту была соска, которая шевелилась, когда он сосал. Его лицо было румяным, а волосы завились влажными колечками. Он, должно быть, недавно проснулся и, судя по запаху, срочно нуждался в смене памперса. Он был в таком возрасте, что цеплялся за мать, как обезьянка, совершенно инстинктивно. Его сходство с матерью было пугающим — одинаковые носы, одинаковые подбородки, два набора одинаковых голубых глаз смотрели на меня. Его темные ресницы были длиннее и гуще, чем у матери, но жизнь вообще несправедлива, так что толку роптать?
Я сказала:
– Здравствуйте. Извините за беспокойство, но соседний дом продается? Мы слышали, что он выставлен на продажу, но вывески риэлтора нет, и мы не знали, к кому обращаться.
Женщина взглянула в направлении дома и поморщилась.
– Даже не знаю, что вам сказать. Пара развелась, и какое-то время бывший муж жил здесь со своей подругой, раза в два моложе. Они уехали месяц назад, и мы слышали, что он собирается сдавать дом. Я могу дать его телефон, если хотите.
– У-у. Я не знаю насчет аренды. Не думала об этом. Сколько он хочет?
– Он говорил, семь тысяч в месяц. По-моему, слишком много. Это хороший дом, но кто захочет тратить такие деньги?
– Да, дороговато. А вы не знаете, какая площадь участка?
– Два гектара.
– Это хороший размер. Когда мы только что поднимались на холм, то видели ограду с надписью :»Вход воспрещен» , но не могли понять, это была часть этого участка или соседнего.
Женщина указала большим пальцем себе за спину.
– Мужчина внизу может сказать вам. Я знаю, что было размежевание несколько лет назад, но не уверена, что изменилось. Водная компания проложила трубы вдоль холма, и наездники все время принимали эту полосу за часть тропинки. Владельцу надоели лошади, скачущие по его участку, так и появилась ограда.
– Он живет в доме, который виден под вашим?
– Правильно. На Алита Лэйн. Его зовут Феликс Холдерман. Он на пенсии и достаточно приятный, но иногда ворчит. Я не знаю номера дома, но это единственный дом в испанском стиле.
– Спасибо. Мы можем спуститься и поговорить с ним.
– Если застанете его дома, передавайте привет от Джуди.
– Обязательно передам. Спасибо за помощь.
– Это я должна вас благодарить. Это мой первый взрослый разговор, начиная с понедельника, когда мой муж уехал в командировку.
– Когда он возвращается?
– Надеюсь, что завтра. У малыша режутся зубки, и я не спала несколько ночей.
Она сморщила нос и взглянула на ребенка.
– У, кто-то что-то наделал.
Я услышала, как в доме зазвонил телефон.
– Ой, извините, - сказала женщина и закрыла дверь.
Мы с Саттоном пошли вниз, к машине.
– Не могу поверить, что она не спросила, почему вас интересует ограда. Если вы не покупаете и не снимаете, зачем вам она?
– Я не сказала, что не снимаю. Я сказала, что не думала об этом.
– Но вы не взяли телефон хозяина, когда она предлагала.
– Саттон, фокус в том, чтобы вести себя так, будто твои вопросы совершенно естествены.
Большинство людей не станут останавливаться, чтобы поразмыслить об их несоответствии.
– Кажется, что вы оказываете давление.
– Конечно.
Мы сели в машину и доехали до Алита Лэйн. Нетрудно было заметить дом в испанском стиле, длинный и низкий, оштукатуренный в кремовый цвет, с маленьким двориком впереди и гаражом на три машины в конце.
Когда я выходила из «мустанга», Саттон сказал:
– Не возражаете, если я подожду здесь? Я чувствую себя болваном, когда стою рядом и не говорю ни слова, когда вы разговариваете с людьми.
– Как хотите. Я скоро вернусь.
Я пересекла улицу и вошла во дворик через металлическую калитку. Во входную дверь были вставлены три стеклянные панели с изображениями розы, осла и кактуса сагуаро с сомбреро сверху.Я позвонила.
У лысого мужчины, открывшего мне дверь, было морщинистое лицо и пятна кожи, обгоревшей на солнце, там, где раньше были волосы. Он едва достигал моего роста, метр шестьдесят семь, с грудью бочонком и клоком седых волос, торчавшим в вырезе гавайской рубашки. Его шорты открывали ноги цвета карамельной кукурузы.
– Мистер Холдерман?
– Да, мэм.
– Меня зовут Кинси Миллоун. Я только что посмотрела на дом, который продается на Рамона роуд, и женщина из соседнего дома сказала, что вы можете ответить на вопросы насчет участка. Кстати, ее зовут Джуди, и она передавала вам привет.
– Джуди хорошая девушка. Передавайте ей привет от меня. Вы говорите о доме Боба Тинкера. Хороший дом, но он просит слишком много. Он стоит максимум три с половиной, а он хочет шесть, это просто смешно.
– Джуди говорила, что он уехал и хочет сдавать дом.