«О» - значит омут
Шрифт:
– Он дурак. Он думает, что все, что у него есть, стоит вдвое дороже, чем на самом деле. Вы говорили о вопросах.
– Я интересовалась границей между участками. Мой друг, который ждет в машине, играл ребенком на этом холме. Там был старый дуб, который он любил, но, когда мы сейчас прошлись по участку, он говорит, что дерева больше нет, и появилась новая ограда.
– Я бы не сказал, что она новая. Я установил ее пятнадцать лет назад. Всадники должны ее объезжать или перескакивать. Я мог бы с таким же успехом поставить будку и брать с них деньги. Вы говорите про деревья. Мы потеряли дюжину или больше
Разбудила меня ночью.
– Должно быть, был беспорядок.
– Еще какой. Водная компания прислала парня с пилой, чтобы спилить упавшие деревья. Ему не платили достаточно, так что он устраивал перекуры каждые десять минут. Так продолжалось днями. Я знаю, потому что видел. Плати минимальную зарплату, получишь минимальную работу. Никто, кажется, этого не понимает. Заняло у него три недели.
Я повернулась, указывая на Саттона в машине.
– Вы не против, если мы поднимемся и оглядимся? Это много значит для него.
– Хорошо. Половина упавших деревьев оказалась на соседнем участке. Дом продавался дважды. Теперешние владельцы сейчас на работе, но не думаю, что они стали бы возражать, если вы немного пройдетесь. Увидите кого-то верхом — гоните отсюда и скажите мне. Я устал от навоза и мух.
– Ладно.
8
Мы с Саттоном прошли между двумя домами — Феликса Холдермана слева и его соседей — справа, с Алита Лэйн позади нас. Когда-то задние дворы могли быть открыты друг другу, создавая широкую мантию холмистого газона. После появления бассейнов были поставлены ограды, чтобы защитить детей от несчастных случаев, а владельцев — от судебных издержек. Между зеленым склоном здесь и пустошью наверху находилась неширокая полоса деревьев — сосны и ели, с несколькими платанами и акациями. Опять же, я не стала бы называть это «лесом», хотя деревья росли и погуще, чем на участке Керкенделлов, где мы начали поиски. Вечнозеленые кроны действительно скрывали участок из вида.
Я не могла разглядеть сетчатую ограду с ее грузом из вьюнка, но она должна была быть где-то над нами. Там, где мы находились, не было смысла вешать табличку « Вход воспрещен», потому что естественная поросль создавала барьер, достаточный, чтобы блокировать конный проезд. Всадники, следующие по официальной тропе, не забрались бы так далеко.
Под деревьями земля была покрыта слоем перегнивших опавших листьев, хвои и шишек, издававших торфяной запах. Там не было тропинки, так что нам пришлось прокладывать свою. Мы разделились и пробирались сквозь кусты, хлещущие ветки и опавшие ветви под ногами. Я услышала, как Саттон вскрикнул: «Нашел!»
Я продралась через кусты и траву по пояс, держа руки кверху, как пловец, движущийся к мелкому участку бассейна. Добравшись до Саттона, я увидела пень от упавшего дуба, почти двух метров в поперечнике и сантиметров двадцать в высоту. Ствол дерева сгнил изнутри.
Дерево должно было умирать какой-то период времени, так что оно раскололось не только из-за тяжести ветвей, как думал мистер Холдерман.
– Это оно?
– спросила я.
– Думаю, да. Я почти уверен.
– Где были парни, когда вы с ними заговорили?
Саттон повернулся и огляделся.
– Вон там.
Его взгляд переходил от дерева к дереву и наконец остановился в точке метрах в пяти от нас.
Он двинулся в том направлении, я пошла следом, глядя, как он достиг маленькой полянки и остановился. Круглый клочок земли был окружен высокими деревьями. Их корни высосали все соки из слежавшейся почвы, оставив голый грунт.
Саттон сделал несколько шагов вправо.
– Вот здесь они копали. Сверток лежал под тем деревом.
Он помотал головой.
– Тут так же пахнет. Когда вы ребенок, все воспринимается так ярко. Как будто вы фильтруете реальность через нос. Интересно, почему так.
– Выживание. Почувствуй запах медведя однажды, и ты пронесешь его через всю жизнь.
Саттон закрыл глаза и сделал глубокий вздох.
– С вами все в порядке?
– Все нормально. Просто кажется странным.
Я привела Саттона в свой офис, где открыла дверь и включила свет. Он пристроился на том же стуле, что и накануне, вытянув ноги перед собой. Я уселась в вертящееся кресло, сняла телефонную трубку и набрала номер Чини в отделении полиции. Когда он ответил, я представилась.
– Как идут дела?
– спросил он.
Я изложила последовательность событий, начав со своей поездки в Академию Климпинг, и закончив тем, как Саттон узнал место, где видел двух копавших парней. Когда я закончила, последовало молчание, пока Чини переваривал информацию. Он сказал:
– Мне нужно поговорить с сержантом-детективом. Я тебе перезвоню.
Я не была уверена, сколько нам придется ждать, но было ясно, что никуда уходить нельзя, чтобы Чини мог связаться со мной, когда будет нужно.
– Хотите кофе?
– предложила я.
– Я могу сварить.
– Нет, спасибо. Я и так нервничаю. Здесь есть туалет?
– Сверните налево по коридору. Это единственная дверь справа.
– Спасибо.
Было 3.15, и я не могла вспомнить, ела ли я что-нибудь, что, наверное, значило, что нет. Я поочередно открыла ящики стола, но не смогла найти ничего питательнее « Тик Така».
Взяла свою сумку и начала детально обследовать каждую складку. Я люблю большие сумки с кучей отделений и кармашков — наружное отделение для журналов и книг, внутренние карманы на молниях и без, и кармашек для ключей.
Я нашла два бело-красных мятных леденца в целлофановых обертках. Они валялись в сумке так долго, что леденцы размягчились и намертво приклеились к оберткам. Я могла положить один в рот, как есть, и сосать несколько дней.
Я услышала, как спустилась вода в туалете, и вскоре появился Саттон.
– Хотите леденец?
– Нет, спасибо.
Он уселся на то же место и наблюдал, как я отдираю целлофан от леденца. Беспокойно поерзал.
– И что будет теперь?
Я положила леденец на язык. Это было райское ощущение — почувствовать во рту волну сахара. Засунула леденец за щеку, чтобы говорить и не сплевывать.