«О» - значит омут
Шрифт:
Я заглянула через стекло и увидела, что Генри стоит у раковины, наполняя ее горячей водой, куда он выдавил длинную струю жидкого мыла. Он сделал три шага в сторону, чтобы открыть дверь, и вернулся к своему занятию. Я увидела кучку потемневшего столового серебра на столе, рядом с рулоном алюминиевой фольги и чистым полотенцем. Он поставил на плиту восьмилитровую кастрюлю, и вода только что закипела. На дне лежал кусок фольги. Генри добавил четверть стакана соды, а потом опустил в кастрюлю серебро.
–
Генри улыбнулся.
– Когда я достал серебро из ящика, то увидел, как оно потемнело. Смотри сюда.
Я заглянула в кипящую воду и смотрела, как темнеет фольга, а темный налет исчезает с вилок, ножей и ложек.
– Это не повредит?
– Некоторые так думают, но в любое время, когда вы полируете серебро, вы снимаете тонкий окислившийся слой. Это узор фирмы Тоул, кстати. Каскад. Я унаследовал это от незамужней тетушки, которая умерла в 1933. Такого больше не выпускают, но на домашних распродажах можно найти.
– В честь чего такая красота?
– Серебром нужно пользоваться. Не знаю, почему я не думал об этом раньше. Это придает приему пищи элегантность, даже если мы едим здесь.
Он потыкал серебро щипцами, чтобы убедиться, что все полностью погрузилось.
– Я поставил в холодильник бутылку «шардонне» для тебя.
– Спасибо. А ты выпьешь вина за ужином?
– После того, как закончу это.
Он сделал глоток «Блэк Джека» со льдом, который обычно употребляет ближе к вечеру.
Я достала «шардонне», взяла в шкафчике два винных бокала, и наполнила свой наполовину.
Генри в это время использовал щипцы, чтобы переложить серебро из кастрюли в раковину с мыльной водой. После короткого полоскания, он выложил свежеотполированное серебро на ожидающее полотенце. Я достала из ящика другое полотенце и вытерла приборы. Накрыла на двоих кухонный стол, куда Генри положил свежевыглаженные салфетки.
Мы отложили наш разговор до тех пор пока не съели по две порции тушеного мяса. Генри накрошил в подливку кукурузный хлеб, но я предпочла его с маслом и домашним клубничным джемом. Влюблена я в этого мужчину, или что? Когда мы покончили с едой, Генри отнес посуду в раковину и вернулся за стол.
Я дала ему концентрированную версию того, что рассказал Саттон, и спросила:
– Где я могла слышать имя Майкл Саттон? Тебе оно ни о чем не говорит?
– Сразу не могу вспомнить. Ты знаешь, чем занимается его отец?
– Не очень. Он умер. Саттон сказал, что его родители умерли. У него есть два брата и сестра, но они не общаются. Он не сказал, почему, а я не расспрашивала.
– Интересно, не тот ли это Саттон, который работал в городском муниципалитете? Это было лет десять назад.
– Не знаю. Подозреваю, что информация дойдет до меня, если это так.
– А сейчас, у тебя есть
– Несколько идей болтается в голове. Я хочу почитать, что писали газеты о девочке Фицжу. Саттон мог забыть что-нибудь важное, или преувеличить.
– Ты ему не доверяешь?
– Это не то. Я боюсь, что он смешивает два разных события. Я верю, что он видел двух парней, копавших яму. Под вопросом связь с исчезновением Мэри Клэр. Он уверяет, что даты совпадают, но это ни о чем не говорит.
– Я думаю, что время покажет. А что насчет другого?
– Какого другого?
– Ты говорила, что хочешь обсудить два вопроса.
– А, это.
Я потянулась к стулу, на который положила сумку. Достала до сих пор запечатанный конверт и толкнула его через стол.
– У меня не хватает нервов его открыть. Я думала, ты можешь посмотреть, а потом мне рассказать.
Генри надел очки для чтения и изучил конверт со всех сторон, как делала я. Подсунул палец под клапан и поднял его, потом извлек открытку с прикрепленным кармашком на обороте. Внутри была открытка меньшего размера с конвертом, так что получатель мог сразу отправить свой ответ.
– Тут написано: « Дом приходского священника. Небывалая церемония, посвященная переносу усадьбы семьи Кинси в новое место в..» и так далее. 28 мая 1988. По-моему, это суббота перед Мемориальным Днем. В 16.00. С последующими коктейлями и ужином в загородном клубе. Очень мило.
Генри повернул приглашение, так что я могла прочесть его сама.
– Большие семьи так делают, - сказал он.
– Не написано, что обязателен черный галстук, уже хорошо.
Он взял маленькую открытку с ее проштампованным конвертом.
– Они будут благодарны ответу до 1 мая. Ничего не может быть легче. Конверт уже проштампован, так что ты сэкономишь на марке. Ну и что ты об этом думаешь?
– Это никуда не исчезнет, правда? Почему они продолжают меня изводить? Это как быть заклеванной утятами до смерти.
Генри сдвинул очки на нос и посмотрел на меня поверх них.
– Два контакта в год не значит «изводить». Это приглашение на вечеринку. Это не то что кто-то положил собачьи какашки на сиденье твоей машины.
– Я почти не знаю этих людей.
– И не узнаешь, если продолжишь избегать их.
С неохотой я сказала:
– Я имела дело с Ташей, и она не так уж плоха. И мне нравится тетя Сюзанна. Это она дала мне фотографию моей мамы, а потом прислала семейный альбом. Должна признать, что я была тронута. Так вот что меня беспокоит. Может быть, я слишком упрямая? Как говорится, «отрежу себе нос, назло лицу»? Большинство родственников хотят быть ближе друг к другу. Я не хочу. Это значит, что я неправа?
– Вовсе нет. Ты независимая. Ты предпочитаешь быть одна.