Обаятельная Вера
Шрифт:
Но ни один мускул на лице аспирантки не дрогнул. Только первоначальное беспокойство и настороженность в глазах при упоминании Маркова сменились разочарованием.
– Да?
– Когда вы в последний раз виделись с ним? – решилась Вера на бестактный вопрос.
– Давно, – Зуля закатила глаза к потолку, припоминая, – так это при вас было! В институте, в приемной у ректора.
– Как...
– Очень просто, – она пожала плечами, – мы с ним едва знакомы. И долго его уже нет? Месяц? Неделю?
– Нет. – Вера почувствовала себя полной дурой. – Меньше недели.
– Тогда не о чем беспокоиться. – Зуля широко улыбнулась, и ровные белые зубы сверкнули в свете ламп. – А я-то перепугалась! Думала, у вас проблемы какие-то.
Зуля зевнула, прикрыв ладошкой очерченный ярко-красной помадой рот, и махнула рукой официантке.
– Я, пожалуй, позавтракаю, – объявила она и тут же предложила: – А вы пообедайте. Здесь готовят неплохо.
Целый час они проговорили о диссертации. Зуля вела себя так, словно никакого Маркова не существовало в природе. Ее беспокоила работа: она непременно хотела успеть сделать все за три года.
Переключившись на обсуждение темы, Вера отвлеклась и успокоилась – Зуля вела себя так естественно, что казалось, будто между нею и Ильей ничего нет. С чего она взяла? Институтским сплетням нельзя доверять. А то, что она видела собственными глазами, еще ни о чем не говорит. Неудивительно, что Илье хотелось запомниться жене влиятельного человека, а сама Зуля скучала в ожидании и была рада поболтать с ним. При чем тут тайная страсть?
А если так, то и переживать не о чем: Илье ничто не угрожает. И мало ли, по какой причине он позвонил секретарше сегодня утром. Может, нужно было высвободить день для каких-нибудь личных дел. Конечно, ситуацию он выдумал жуткую, но Вера давно уже заметила за людьми такую особенность: чем менее постоянны они в любовных делах, тем легче врут и на все остальные темы.
Не укладывалось в новую схему только одно – разговор, который она слышала в доме Зули.
Бессонница, ставшая частью жизни Веры с появлением в ней Маркова, не давала покоя и в эту ночь. Она шумно вздыхала, ворочалась с боку на бок, таращилась в темноту и думала об Илье. Если ошиблась и у них с Зульфией нет никакого романа, тогда почему он бросил ее саму? Да еще так цинично. С каким же пренебрежением нужно относиться к женщине, чтобы вот так, безо всяких объяснений, разорвать отношения?
В какой-то момент, прокрутив в голове недолгую историю их общения, Вера поняла: Марков бежит от любви. То ли чувства наскучили – все в него влюблены, – то ли сам он попал однажды в ловушку болезненных чувств. Она ничего не знала, но осознала теперь: причина их расставания не в ней, а в нем самом.
И все равно было сложно избавиться от ощущения надкусанного и выброшенного яблока, пришедшегося не по душе.
Вера понимала, что надо забыть о глупой истории, но Илья, словно незримо присутствовавший в спальне, не отпускал ее. Она снова почувствовала опасность и опять испугалась за его жизнь. Проклиная себя за слабость, потянулась к мобильному телефону и набрала номер Маркова. Ни-че-го. Аппарат по-прежнему выключен. Так она и провела остаток ночи с телефоном в руке, внимая бесстрастному голосу железного человека: «Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети».
Утро далось с большим трудом – Вера задремала лишь на рассвете, а в семь утра нужно было подниматься, приводить себя в порядок и идти в институт.
Контрастный душ больше не действовал: Вера вылезла из-под него такой же разбитой, какой и была. Тональный крем тоже утратил свои былые свойства – замазать глубокие синяки под глазами не удалось. Опершись ладонями о туалетный столик, она смотрела на себя в зеркало и удивлялась тому, как старит человека неразделенная любовь. За несколько месяцев она превратилась в опухшую алкоголичку, хотя не пила ни капли. Веки нависали над глазами как бурдюки, щеки раздулись, превратив скулы в две опухоли, а кожа стала дряблой и безжизненно-серой. Как можно было довести себя до такого состояния?! А ведь Вера прекрасно помнила, чем чревата для женщины несчастная любовь, и не остановилась, не запретила себе этих никчемных чувств.
Ради того, чтобы выжить, она обязана была наложить табу на свои чувства. Все! Хватит! С этой минуты Марков Илья Владимирович для нее больше не существует. Она так и не сумела понять, кто он есть. Но это уже не важно – время умопомрачений прошло.
На кафедру Вера Александровна умудрилась приковылять раньше всех остальных. Пришлось даже спускаться на вахту за ключом, чтобы открыть дверь. Разложив перед собой студенческие тетради, она устроилась за столом и опустила тяжелую голову на руки. Ее не волновало то, что сейчас кто-то войдет и увидит ее в таком состоянии. Пусть. Может у человека болеть голова, в конце концов? Может она плохо себя почувствовать? Ведь не железная.
Сон очень быстро взял над ней верх, и она задремала. Сквозь дрему слышала какую-то возню в коридоре, взволнованные голоса, гомон студентов. «Надо бы выглянуть, узнать, что происходит», – уговаривала Вера себя и не могла разомкнуть век. Наконец дверь кафедры открылась, и Тамара Львовна голосом, прозвучавшим иерихонской трубой, позвала ее:
– Вера Александровна!
– Что? – с трудом отозвалась она.
– Идемте!
– Куда? – Вера не смогла даже разомкнуть век: такой свинцовой тяжестью они налились.
– В актовый зал, – так же воинственно-громко протрубила Тамара Львовна, – экстренное собрание преподавательского состава.
– В чем дело? – Даже испугаться у Веры не было сил. А уж подумать о том, по какой причине созывают вдруг совещание, – тем более.
– В институте ЧП, – голос Тамары Львовны дрогнул, – я только знаю, что ночью был взрыв, и видела, что главное здание оцепила милиция. Собрание в нашем здании.
Профессор Орлова, словно во сне, поднялась с места и поплелась к дверям, ориентируясь на удаляющиеся шаги заведующей кафедрой. Глаза застилала пелена, и Вера передвигалась на ощупь. Откуда такая слабость?!
В крошечный актовый зал набилось полно народу – едва ли не весь преподавательский состав института был тут. Слух Веры вылавливал из воздуха слова и фразы, значения которых она не понимала: «похороны», «в расцвете сил», «неосторожность». Господи, о чем они шепчутся? Сердце вдруг бешено заколотилось, Вера почувствовала, что не может дышать. Кто-то помог ей сесть, кто-то принес воды. Через несколько минут в зал вошел Камиль Шабанович и, ни с кем не здороваясь, ни на кого не оборачиваясь, прошел к кафедре, стоявшей на сцене.