Обаятельная Вера
Шрифт:
– А там что?
– Да ничего! Голова сейчас у нашего начальства другим забита: им Москва выделила денег на объединение. Усердно пилят. Одной Варваре – карге старой – до всего дело есть.
– Гульнара не права, – Вера обиделась за Варвару Тихоновну.
– А старуха права?! – Ольга возмутилась. – В ней столько злобы и зависти: скоро лопнет!
– Неправда...
– Ты ее плохо знаешь, – резко возразила Ольга, – из-за особого отношения!
– Оля, – Вера Александровна не выдержала, – Варвара Тихоновна – замечательный человек. А
– И что же она такого сделала? – Ольга Валерьевна подняла на собеседницу выцветшие голубые глаза. – Женщина хочет личного счастья! Что в этом плохого? У Гули всегда были молодые любовники.
– Наши студенты?
– Конечно. – Русалочка спокойно кивнула. – Поэтому она и выглядит превосходно, и уверена в себе. Отличный бонус для женского самолюбия! Да и для организма – представляешь, двадцать лет разницы в ее пользу?
– Не представляю, – честно созналась Вера.
– Вот и зря, – Ольга Валерьевна тяжело вздохнула, – мальчишки еще умеют любить. Они настоящие. А вот взрослые мужики – сплошь все предатели.
– Не может быть, – Вера отмахнулась. – А твой муж, например? Володя ведь не такой.
– Володя еще хуже! – Лицо Ольги пошло вдруг красными пятнами. Она сдернула с носа очки и приложила ладони к глазам. Только сейчас Вера заметила, как сильно постарела Русалочка за последние полгода: на шее морщины, кожа стала дряблой, корни волос почти все седые. И куда подевалась ее безупречность? А чудесные белые локоны? А изысканный макияж? На лице не было и капли косметики; сожженные пергидролем волосы безжизненно лежали на спине – блеклые, неухоженные.
– Что произошло?! – Не успела Вера оправиться от одного шока, как перед ее глазами предстала новая драма.
– Только не говори никому, – Русалочка всхлипнула, – а то меня здесь заклюют.
– Кому это нужно?
– Найдутся желающие, – серьезно возразила она, – я ведь тоже была, – Ольга сделала паузу, подбирая подходящее слово, – не слишком лояльной.
– Это я помню, – Вера не стала возражать, – но сплетни не по моей части.
– Знаю. – Ольга отняла от лица ладони и посмотрела на Веру. – Поэтому и доверяю тебе. В общем, Владимир Андреевич меня бросил.
– Господи... а как же дети?
– «Дети», – передразнила она. – Детей бросил тоже. Вообще сбежал из страны.
– Почему?!
– Избавились от него на работе. Подставили по полной программе, – Ольга с горечью усмехнулась, – едва не посадили.
– А семья здесь при чем?
– При том, что образовался удачный повод сбросить обузу. – Она взяла за дужку очки и начала вертеть их в руках, глядя мимо Веры.
– Подожди, значит, не бросил, – Вера Александровна попыталась утешить коллегу, – заберет вас к себе, когда обоснуется!
– Нет, – раздраженно ответила Оля и водрузила на нос очки, – любовницу с собой забрал. И капиталы. А нас бросил здесь!
Вера помолчала, переваривая информацию.
– И что же теперь? – спросила она сочувственно.
– Буду как все, – Ольга пожала плечами, – работать, крутиться.
– Но одной двоих детей поднимать...
– Справимся, – Оля задумалась, – и ребят хватит баловать. Привыкли к хорошей жизни, да еще перед другими детьми папиными деньгами стали кичиться. Пусть теперь приучаются к труду и к бережливости: пригодится в жизни.
Вера Александровна не поверила своим ушам: это говорит Ольга?! Та самая Русалочка, которая сама не упускала случая похвастаться богатством супруга и утереть нос нищим коллегам. А ведь Вера, по правде сказать, никогда не верила в то, что человек в зрелом возрасте способен измениться к лучшему. Пусть даже и под ударами судьбы.
– Оля, ты – молодец!
– Это нас Бог наказал, – пробормотала Ольга Валерьевна, все еще погруженная в свои мысли, – за высокомерие и за глупость.
За долгие годы совместной работы Вера впервые прониклась к Русалочке уважением. Не к мужней жене, не к богатой красавице и уж тем более не к изобретательной интриганке – подобные достоинства она так и не научилась ценить, – а к ней самой: сильной и разумной, как оказалось, женщине.
Репетиции в студенческом театре начались с понедельника. Вера Александровна заранее смирилась с тем, что актерам придется жертвовать парами – иначе всю труппу никак не собрать: ребята из разных групп.
На первом установочном сборе раздали роли. Шматов, узнав о том, что его «Пигмалион» с Улиссом и Генриеттой «еще очень сырой», сильно расстроился. А увидев Бьянку – свою возлюбленную по сюжету пьесы, – и вовсе сник, хотя Лиза была очень милой, даже красивой девушкой. Таких нежных и воздушных в двадцать первом веке уже почти не осталось. Чего уж греха таить – Вера Александровна специально выбирала актрису, которая могла бы пленить сердце Шматова, чтобы он и думать забыл о своей тайной страсти. Но надеждам ее сбыться было пока не суждено.
Зато Дима-Петруччио с Катей-Катариной сразу же начали обмениваться жаркими взглядами. Художественному руководителю даже пришлось рассадить их по разным углам.
Выяснилось, что содержание «Укрощения строптивой» помнят не все – позор на ее профессорскую голову! – и пришлось организовывать коротенький пересказ. Многие подробности и перипетии в ходе повествования Вера планировала опустить. Да и сам сценарий, по завету Тамары Львовны, а еще в связи с нехваткой актеров, подверг пьесу порядочной экзекуции. Бедный Шекспир!
– За красавицей Бьянкой, – начала Вера Александровна, заметив гордо вскинувшуюся головку Лизы, – охотятся сразу несколько кавалеров. Каждый бы рад жениться, но отец девушки – богатый дворянин Баптиста – поставил условие. Сначала он выдаст замуж старшую дочь Катарину, а потом уж займется Бьянкой.
– А что, Катарина – уродина?! – взвилась Катя.
– Господи, пятый курс, – под нос себе пробормотала профессор, а вслух сказала: – Катарина – тоже красавица, но у нее ужасный характер! А потому замуж ее не берут.