Обделенные душой
Шрифт:
Это фотография девочки-подростка, дочери Проктора во время занятия аэробикой. Похоже, снимали недавно, через окно её спальни.
— Её зовут Виктория, — говорит Старки, — но все называют её Вики — правильно? Симпатичная девочка. Надеюсь, что с ней не случится ничего плохого.
— Ты мне угрожаешь?
— Нет, что вы. — Одно неуловимое движение пальцами — и снимок исчезает прямо на глазах у Проктора. — Нам также известно, в какой колледж ходит ваш сын. Он получил стипендию как отличный пловец, потому что откуда же у вас деньги на Стэнфорд, так? Печально, но случается, что даже лучшие пловцы тонут. Становятся
Старки умолкает, только притворно приятная улыбка играет на его губах. Откуда-то из вышины доносится насмешливый птичий крик; на соседнем участке раздаётся рёв малыша — такое впечатление, будто тот оплакивает утрату Проктором своего достоинства.
— Чего тебе надо? — холодно спрашивает Проктор.
Продолжая тепло улыбаться, Старки обнимает управляющего за плечи и ведёт той же тропой обратно.
— Всё, чего мне надо — это чтобы вы не доносили на нас. До тех пор, пока вы держите рот на замке — и сейчас, и позже, когда мы уйдём — я лично гарантирую, что ваша счастливая семья останется такой же счастливой, как и раньше.
Проктор сглатывает, понимая, что недавнее чувство власти было лишь иллюзией.
— Так что, договорились? — спрашивает Старки. Он протягивает для пожатия руку в перчатке, и Проктор хватает её и рьяно пожимает. Старки кривится от боли, но даже эта гримаса — свидетельство его силы, а не слабости.
— Как вы сказали, вы внесли полную плату вперёд, — говорит Проктор. — На данный момент больше ничего не требуется. Это великая честь принимать у себя отряд «Красная утка», и я надеюсь видеть вас здесь следующим летом.
Хотя оба прекрасно понимают: чего-чего, а этого ему вовсе не хочется.
Проктор уходит на подламывающихся ногах. Через пару секунд он кое-что обнаруживает: фотография дочери, растворившаяся между пальцами Старки, неведомым образом материализовалась в кармане менеджера. Он смотрит на снимок, и на глаза его наворачиваются слёзы. Он испытывает не гнев, а скорее благодарность. Благодарность за то, что оказался не окончательным дураком и не навлёк беды на своих детей.
15 • Старки
— Не дёргайся, — говорит Бэм. — Попадёт в глаза — света белого не взвидишь.
На лагерь опустилась темнота. Старки сидит на раскладном стуле, голова его откинута назад. Один парнишка держит ведро с водой, у другого наготове полотенце. Бэм в резиновых перчатках наносит на волосы Старки резко пахнущую смесь, втирает её в кожу головы. Ещё четверо подростков подсвечивают ей карманными фонариками.
— Нет, ты только можешь себе это представить? — говорит Старки, закрывая глаза. — Мужик пытался нас шантажировать!
— Жаль, не видела его морды, когда ты вломил ему тем же самым по тому же месту.
— Классика жанра. И, кстати, это доказывает, что мы не зря тратим время на меры предосторожности.
— Дживану нужно медаль дать, — подаёт голос один из «фонариков».
— Но снимок-то Уитни делала, — возражает пацан с ведром.
— Зато Дживан всё это придумал!
— Эй! — прикрикивает Старки. — Вас никто не спрашивал.
Вообще-то назначить Дживана начальником информационного отдела решил сам Старки. Дживан — сообразительный парнишка, умеет управляться с компьютерами и продумывать ходы наперёд. Да, это идея Дживана — собирать информацию о людях, с которыми аистятам приходится иметь дело, но как использовать эти данные, решает исключительно Старки. В случае с Проктором отвечать шантажом на шантаж было правильной стратегией; мужик спёкся, на что Старки и рассчитывал. Лёгкого намёка на то, что его деткам может не поздоровиться, оказалось достаточно.
Невероятно. Старки никогда не устанет удивляться тому, что общество готово на всё ради защиты детей, которых любит, и, нимало не смущаясь, выбраковывает тех, которые ему не нравятся.
— Ну и куда мы теперь? — спрашивает пацан с полотенцем.
Старки приоткрывает один глаз — другой уже начало слегка жечь.
— Не твоего ума дело. Вот попадём туда — сам увидишь.
Будучи лидером «Клуба аистят», Старки научился искусству придерживать информацию. В отличие от Коннора, который в бытность свою начальником Кладбища ничего ни от кого не скрывал, Старки выдаёт сведения по капельке и только тогда, когда это абсолютно необходимо.
С того момента, когда их самолёт упал в Солтон-Си почти три недели назад, «Клубу аистят» приходилось несладко. Во всяком случае, в начале. В первые дни они прятались в горах над Солтон-Си, забиваясь в гроты и расщелины, чтобы их не заметили с разведывательных самолётов. Старки понимал, что их будут искать, а это значило, что нужно убираться от озера, да подальше. Но путешествовать они могли только по ночам и только пешком.
Он не продумал заранее, как обеспечить своим аистятам еду, крышу над головой и медикаменты для пострадавших при крушении. Вот и пришлось грабить придорожные магазины, что выдавало властям их местонахождение.
Для Старки это стало испытанием огнём, но он прошёл сквозь пламя, и благодаря ему все аистята остались в живых и никто не был схвачен. Он держал своих подопечных в железном кулаке — единственном, поскольку другой был размозжён. Эта его пострадавшая рука, словно почётная боевая рана, о которой слагают легенды, обеспечила ему ещё большее уважение со стороны аистят; ведь человек, способный ради их спасения изуродовать собственную руку, способен на что угодно.
В Палм-Спрингз они набрели на отель, предназначенный на снос, но пока ещё целый, и тут фортуна начала поворачиваться к ним лицом. В этом забытом, стоящем особняком здании можно было прятаться долго, что дало им время на разработку плана выживания, куда более эффективного, чем грабёж придорожных магазинов.
Старки организовывал вылазки маленькими группами, выбирая для них ребят с более-менее невинной внешностью. Они крали одежду из прачечных самообслуживания и продукты прямо с грузовых эстакад супермаркетов.
Аистята прожили там почти неделю, пока их не заметили местные подростки.
— Я тоже аистёнок, — сообщил один из них. — Клянёмся, мы на вас не наябедничаем!
Но Старки никогда не доверял детям из любящих семей. Особенное отвращение он питает к аистятам, которых приёмные родители любят, словно свою собственную плоть и кровь. Старки известна базовая статистика: 99 процентов детей-подкидышей воспитываются в любящих семьях, где мысль о расплетении не допускается в принципе. Но когда ты оказываешься в злополучном 1 проценте и окружён такими же никому не нужными бедолагами, эти любящие семьи кажутся чем-то далёким и нереальным.