Обетованная земля
Шрифт:
— Вот бедолаги! Вечно сражаются на два фронта. С мужской и женской конкуренцией.
Мойков ухмыльнулся:
— Пока тебя не было, Рауль произнес немало интересных изречений насчет женщин. Вот самое простое: тюлени без шкуры. О самом боготворимом в Америке украшении женщин — полной груди — он тоже отозвался грубо. Обвисшее коровье вымя млекопитающих дегенераток — самое мягкое из его выражений. Только он себе представит, что Кики присосался к такому вымени, так тут же начинает
Мы пошли в угол за пальмами.
— Он вернется, Рауль! — принялся внушать Мойков. — Возьмите себя в руки! Завтра все уладится. Кики вернется.
— Оскверненным! — проскрежетал Рауль, возлежавший на подушках, как подстреленный бегемот.
Мы попытались приподнять его. Он уцепился за мраморный стол и захныкал. Мойков снова пустился на уговоры.
— Он просто сбился с пути. Его можно простить, Рауль! Он обязательно вернется. Я много видел таких случаев. Кики вернется. Полный раскаяния!
— Мерзкий, как свинья! А письмо, что он мне написал? Эта сволочь никогда не вернется! И мои часы он с собой прихватил!
Рауль снова зарыдал. Мы опять его приподняли, и тут он наступил мне на ногу. Всей стокилограммовой тушей.
— Эй вы, осторожнее, старая баба! — выругался я, не особо задумываясь.
— Что?
— Да, — сказал я немного сдержаннее. — Ведете себя, как престарелая жеманница!
— Это я старая баба? — спросил Рауль, как ни странно, довольно спокойным голосом.
— Господин Зоммер не то имел в виду, — успокоил его Мойков. — Он плохо говорит по-английски. По-французски это звучит совсем иначе! Это большой комплимент.
Рауль протер глаза. Мы ожидали нового взрыва истерики.
— Старая баба?! — проговорил Рауль неожиданно тихо. В его голосе слышалось смертельное оскорбление. — Вы это мне сказали?!
— Он сказал это во французском смысле, — соврал Мойков. — Для француза это большая честь! Такое выражение: une femme fatale — дама пик.
— Вот я и остался один, — провозгласил Рауль и поднялся без посторонней помощи. — Совсем один!
Мы без труда довели его до лестницы.
— Поспите пару часиков, — внушал ему Мойков. — Две таблетки секонала. Или три. А как проснетесь, выпейте чашечку кофейку. И все переменится!
Рауль не отвечал: теперь и мы его предали. Все как один!
Мойков повел его вверх по лестнице.
— Завтра все будет проще! Ведь Кики не умер. Просто ошибка молодости!
— Для меня он умер. И мои запонки он тоже прихватил!
— Но вы же сами их ему подарили.
— Что ты носишься с этим жирным придурком? — спросил я Мойкова, когда тот вернулся.
— Он наш лучший постоялец. Ты видел его апартаменты? Без него нам пришлось бы поднять плату за проживание. Тебе тоже.
— Боже праведный!
— Придурок он или нет, — заметил Мойков, — а только каждый человек страдает по-своему. В горе нет различий по рангу. И смешного в нем тоже ничего нет. Уж ты-то должен об этом знать.
— Знаю, — пристыженно отозвался я. — Только различия все-таки есть.
— Они относительны. У нас тут была горничная, так она утопилась в Гудзоне только из-за того, что ее сын стащил несколько долларов. Не могла пережить позора. Это смешно?
— И да, и нет. Давай не будем ссориться.
Мойков прислушался к звукам, доносившимся со второго этажа.
— Надеюсь, он ничего над собой не сделает, — пробормотал он. — У этих экзистенциальных экстремистов короткие замыкания случаются чаще, чем у нормальных людей.
— А эта горничная, которая утопилась в Гудзоне, она тоже была экстремистка?
— Она была простая бедная женщина. Она не смогла найти выхода, а ведь ломилась в открытую дверь. Сыграем партию в шахматы?
— Да. И давай выпьем по рюмке. Или по две. Или сколько захотим. Продай мне бутылку. Сегодня я хочу заплатить сам.
— Почему?
— Я нашел работу. Примерно на месяц или на два.
— Хорошо! — Мойков прислушался к шагам за дверью.
— Лахман! — догадался я. — Эту походку ни с чем не спутаешь.
Мойков вздохнул:
— Не знаю, может, все дело в полнолунии, но экстремисты потянулись один за другим.
По сравнению с Раулем Лахман был довольно спокоен.
— Садись, — предложил я. — Помолчи, выпей водки и поразмысли над такой поговоркой: Бог скрывается в деталях.
— Что?
Я повторил последнюю фразу.
— Что за ерунда! — вспыхнул Лахман.
— Ладно. Вот тебе другое изречение: не помирать, так с музыкой. Имей в виду: все свое терпение мы сегодня уже потратили на Рауля.
— Водку я не пью. Я вообще ничего не пью, как ты прекрасно знаешь. Однажды в Пуатье ты пытался меня напоить украденной бутылкой шерри-бренди. По счастью, мой желудок тут же возмутился, а не то меня бы наверняка сцапали жандармы.
Лахман обернулся к Мойкову:
— Она уже вернулась?
— Нет. Еще нет. Только Зоммер и Рауль. И у обоих нервы взвинчены. По-моему, сегодня как раз полнолуние.
— Что?
— Полнолуние. Повышает давление. Окрыляет иллюзии. Возбуждает убийц.