Обезглавленный девиант
Шрифт:
Внутри «ПТИЦА» отличилась длинными и хорошо освещёнными коридорами, свет здесь жгли нещадно, киловатты накручивались сутками. Стояла относительная тишина – время только подходило к семи утра, а значит, подъём ещё не трубили. По этой-то причине Бурьянов был не в надзирательской робе. Его смена не началась.
Он попытался что-то рассказать Водкину, но последний не стал слушать его невнятные скабрезные истории, а пошёл на верхний этаж – закрытый.
Первый этаж «ПТИЦЫ» представлял собой сборище административных помещений. На входе – пункт охраны, где сейчас сидел Шеварднадзе
Дальше же шёл «приёмник» с красной дверью, на котором висела табличка «КАБИНЕТ УЧЁТА И КОНТРОЛЯ». Именно отсюда начиналась новая жизнь воспитанников, привозимых дребезжащим автобусом. Там работала красотка по имени Октябрина.
После него – «КАБИНЕТ ВОСПИТАТЕЛЬНОЙ РАБОТЫ». В нём составлялись все программы – и не только образовательные, но и трудовые, ведь воспитанники облагораживались ещё и физической работой. Что, как не ручной труд, может изменить сознание человека в лучшую сторону?! Больше ничего.
«КАБИНЕТ ГЛАВНОГО НАДЗИРАТЕЛЯ» находился в одном конце первого этажа, но Костылёв редко там появлялся – он старался контролировать всё лично и сутками бегал по этажам, исправляя нарушения. Рядом с его-то кабинетом и высилась деревянная лестница на другие этажи. И там же был выход на задний двор со спортивной площадкой и пресловутыми складскими помещениями, на которые завозили продукты.
В другом же конце первого этажа был спуск в «карантинную», как её называли воспитанники, хотя это было просто сборище унитазов и душевых на нулевом уровне. Их водили туда под присмотром; окон там не было вообще, только длинные белые плафоны.
Второй этаж «ПТИЦЫ» был отведён под классы, где воспитанники занимались науками под руководством учителей. Решали математические задачки, писали диктанты, изучали юриспруденцию и маркетинг, соционику и естествознание. Одно крайнее крыло второго этажа включало в себя столовую с упитанными поварихами и длинными красными скамейками, а другое – санитарную часть с местным врачом, который раз в неделю осматривал воспитанников на предмет ссадин и прочих удовольствий жизни в закрытом учреждении. Отсюда же был проход в казарменную – там стояли двухъярусные кровати. В ней ночевали воспитанники. В помещении, обозначенном литерой «М» – парни, а в «Ж» – девушки, соответственно.
А третий же этаж был закрытым – комнаты персонала. Или, точнее сказать, казармы. Там они отдыхали, переодевались, ночевали, ибо работали неделю от выходных и до выходных. Именно туда-то Водкин и направился, слушая бесконечный трёп Бурьянова.
– Если бы ты умел затыкаться, цены бы тебе не было, – сказал Водкин, топая по лестнице.
Тот, разумеется, следовал неотступно.
После каждого пролёта так и было написано «ПЕРВЫЙ ЭТАЖ», «ВТОРОЙ ЭТАЖ» и так далее… Видимо, для удобства работников.
– Разговаривай попроще со своим начальником, – посоветовал Бурьянов, но Водкин ничего не успел ответить – заиграла попсовая мелодия, установленная на простенький телефончик старшего надзирателя.
– Слушаю Вас, Костылёв! – гаркнул тот, подняв трубку. – Есть! Будить сукиных детей! Рацию сейчас возьму! И форму…
Костылёв ещё что-то бубнил на том конце провода, но Бурьянов уже сбросил звонок.
– Командовать подъём пора, семь утра уже, – сообщил он Водкину.
– Не слишком ли ты жёстко со своим начальником?
– Ничего обидного я ему не сказал, не переживай за меня.
– Я и не переживал.
На лестнице появился парень – брюнет, костлявый, взъерошенный, с такими большими синяками под глазами, что появлялись опасения за его здоровье. Он был одет в клетчатую рубашку, потёртые джинсы и кеды, а на плечах его покоилась голубая толстая куртка. Уголки рта его дёрнулись в приветствии.
– А вот и наш Ремешок, – сказал Бурьянов, довольно улыбаясь. – Не будешь оставаться здесь на день?
Парень едва заметно мотнул головой и проскользнул между двумя надзирателями, поднимающимися по лестнице.
– А зря… – не унимался старший. – Сегодня будет завоз. Оставайся, посмотрим, что за перцы модные нарисуются.
«Ремешок» не реагировал и просто скрылся из виду.
– Ремнёв, ты очень разговорчив, спасибо за тёплую беседу! – крикнул Бурьянов ему вслед.
– Оставь Ремнёва, – одёрнул Водкин начальника. – Пусть идёт.
– Вот Му-Му, а… Утопить бы его?
Водкин не понял серьёзность вопроса и просто посмотрел на горящее красное лицо Бурьянова.
– Однажды его… Вот эта вот молчаливость сыграет злую шутку, попомни мои слова.
– Вряд ли, – усомнился Водкин. – Он же немой, а значит, его даже в разведку можно с собой брать. Никого не выдаст, даже если захочет.
Они всё же поднялись на самый верхний – третий – этаж, отгороженный дверью с замком. На двери гласила надпись: «ВНИМАНИЕ! ДОСТУП ЗАПРЕЩЁН! ТОЛЬКО ПЕРСОНАЛ!». И ниже – приклеенный листок с корявыми прописными буквами: «закрывайте замок и выключайте свет, идиоты, или я вас всех отсюда выкину».
Бурьянов сорвал его и бросил под ноги с показным омерзением. Но за ключом полез – каждый работник носил его с собой всегда, пока был в здании.
– Ключ выносить нельзя, – напомнил Водкин.
– Кстати, где твой?
Водкин промолчал, потому что его ключ тоже был при нём. Они вошли туда и тут же зажгли пресловутый свет резким ударом по выключателю. Тут же плафоны залили белым светом этаж, состоявший из нескольких комнат. Тут была и комната охраны, где они могли ночевать, и спортзал для надзирателей, и их спальня на восемь мест со шкафчиками для вещей. И холодильник, и телевизор. Тут ещё были комнаты для местной начальницы воспитательной работы и заведующей образованием, но они всё время были закрыты – те ездили домой, не рискуя ночевать бок о бок с потными и прыщавыми надзирателями, у которых глаза на лоб лезли только лишь от вида груди четвёртого размера, коей и обладала «начвээр»… Только Водкина она не интересовала, он никогда её не разглядывал и не провожал взглядом. Он всегда роился только в своих мыслях.