Обезглавленный девиант
Шрифт:
– Слушай мою команду! – гаркнул Бурьянов так, что даже Водкин поёжился. – Сейчас вы проходите в это прекрасное место по два человека, друг за другом. Я вас сопровождаю к месту регистрации, там сверяются ваши личные дела и всё остальное. А потом вы идёте, как было сказано, к докторам. Кто-то после этого идёт мыться, а кто-то – чистить картошку. Всё ясно?
– Это не так уж и справедливо, – опять подала голос остролицая, скрестив руки на груди.
Водкин усмехнулся её характеру, а вот Бурьянов опять налился до состояния томата.
– Я знаю тебя
– Всё, пошли! – скомандовал Николай Игоревич. – Хватит болтовни. Время идёт.
Бурьянов метнул молнию взглядом в своего начальника, но не возразил. Лишь злобно мотнул головой, указывая в сторону двери.
Наталья Артёмовна и Инесса Ивановна поспешили войти первыми, чтобы не мяться около новоиспечённых воспитанников. Затем шёл Костылёв, после него – Бурьянов. Водкин же стоял на месте, вглядывался в лица, запоминал. Взгляд его уцепился за ту голубоглазую блондинку и никак не хотел отрываться… Кто она?
Самый муторный процесс – процесс регистрации, но надзиратели терпеливо наблюдали за оформлением их дел.
Остролицая оказалась Ингой Островой-Проволокиной. Была исключена из ВУЗа за систематические нарушения дисциплины. Потом угнала автомобиль и сбила велосипедиста на тротуаре… По счастью, он отделался лишь переломом, но обиделся и заявление написал. Так она оказалась здесь.
«Ну, какая же у тебя дурацкая фамилия! – сказал ей Бурьянов. – Добро пожаловать, дорогая. А теперь жди в коридоре!»
В этот раз Инга никак не отреагировала, нахмурилась, скрестив руки на почти отсутствующей груди, но подчинилась.
Примерно же через час, когда регистрация новичков была закончена, и надзиратели их сопроводили в медчасть, оставив их на попечение Костылёва – он обязан был проследить, чтобы медик ни у кого не нашёл вшей или псориаза, или чего ещё похуже – Водкин и Бурьянов вернулись в регистрационный кабинет.
– Сходи покурить, – сказал Бурьянов азиаточке в очках с редчайшим именем Октябрина. – Мы тут покараулим.
Регистраторша хмыкнула и покинула кабинет, не преминув взять с собой сумочку – мало ли что у этих извращенцев на уме.
– Ты посмотри, сколько уродов! – Бурьянов плюхнулся в её кресло и звучно вдохнул. – Мм, какие же у неё духи, как она пахнет! Я бы к ней подкатил…
– Ты говорил что-то про уродов? – напомнил Водкин, усевшись на обитый кожей стул, где сидели десять минут назад новые воспитанники.
– Да ты сам посмотри, – Бурьянов начал перекладывать пластиковые папки, открывать их. – Острова эта… Или вот, Кинжальский Эдуард. Такое, напротив, красивое имя, а быдло быдлом – футбольный фанат, хулиган, дебошир. Или Алиев. Приставал к своей мачехе, ты подумай…
– Он что, извращенец?
– Ну, может быть и нет. Тут написано, что ей двадцать шесть лет всего.
Водкин нахмурился, продолжая выслушивать Бурьянова.
– Или вот эта толстуха, Стеклова, алкоголичка со стажем. Или Мокров, суицидник недоделанный… Синяков, Железнякова, Берман… Амбарцумян, налётчик несостоявшийся. В банде был пойман, но, блин, по глупости залез, хоть никого пришить не успел… Наврузов. Ивановский. Или вот эта – Черникина, беспризорница. Но красивая… Хоть одна красоточка.
Водкин спохватился, будто на него плеснули холодной водой, быстро выхватил папку у Бурьянова, отчего тот рассмеялся.
– Тише ты, спокойнее… Отсутствие личной жизни до добра не доводит.
Водкин открыл дело и тут же понял: она. Та самая, которая нужна. Голубоглазая блондинка, худенькая… У родителей-алкашей была отобрана, сбегала из детдома – попала в него уже в шестнадцать лет. Потом её взяли в приёмную семью – в многодетную – сбегала и оттуда. Были подозрения и в проституции, но, к счастью, обошлось. Судом направлена в «ПТИЦУ» на перевоспитание на триста шестьдесят дней.
Бурьянов что-то сказал.
– Чего? – Водкина это уже начало раздражать.
– Я говорю, рот закрой, а то у тебя сейчас слюни капать начнут на страницы.
– Отвали.
– Понравилась она тебе?
Водкин ничего не сказал, просто поднялся. Теперь ему предстояло придумать, как обставить дело с её исчезновением. И чтобы вопросов не было ни у «начвээра», ни у Костылёва, ни у самого Карла Марковича. Последнего, честно сказать, он побаивался. Видел он его всего лишь несколько раз, и тот выглядел как совершенно другой человек, не
из их мира – мира надзирателей, воспитанников, охранников, грузчиков… Нет, он был весь такой важный, манерный, напыщенный. Низенький, коротконогий, толстенький. В дорогущем чёрном костюмчике, блестящем. И в белой накрахмаленной рубашке с шёлковым бордовым галстуком. Рыжие волосы у него торчали по обе стороны лысеющей головы, а на носу сидели тонюсенькие очки. Казалось бы, он был такой… Как пудинг. Мягкий-мягкий человек. На первый взгляд. Потому что глаза его – серые, глубоко сидящие – смотрели так надменно и нахраписто, что складывалось впечатление, будто он смотрит на таракана, а не на человека. В общем, неприятный тип. Но ботинки и часы – дорогущие, наверное, как его собственный чёрный «Мерседес». И с ним могут быть проблемы… Если он поймает его – Водкина – век его сократится в сотню раз. Он отвечал головой за воспитанников, имел с этого бизнеса крупный доход – гранты и бюджеты никто не отменял.
Бурьянов не унимался, продолжая гнусаво тараторить.
– Что?! – раздражённо воскликнул Водкин. Ему захотелось вмазать Бурьянову чем-нибудь по голове, чтобы тот заткнулся.
– Как зовут, говорю… Чего ты такой нервный?!
Водкин снова взял папку искомой асоциалки и открыл. Действительно, он даже не обратил внимания на её имя…
– Дарья Черникина, – прочитал Водкин. – Всё?
– Красиво звучит, – протянул Бурьянов. – Возьму над ней шефство.
– Я тебе возьму…
Водкин потянулся и пошёл на выход, старший же надзиратель, несомненно, тут же потопал за ним.