Обезличенные
Шрифт:
Я много повидал на своем веку, много слышал различных тональностей, но то, что прозвучало вслед за этим, я услышал впервые. Матвей вскинул вверх обе руки, будто пытаясь закрыться от всего мира, и протяжно завыл. Гошка от неожиданности отбросил орудие письма и вопросительно уставился на меня. Матвей извивался, принимая самые замысловатые позы, но выть не прекращал, вкладывая в интонацию самые грустные и отчаянные ноты.
«Довольно, Матвей! — решил я прервать показательные выступления, — чего ты хочешь этим сказать?»
Но Матвей ничего говорить не пожелал, в ярости
«Я потратил лучшие годы жизни, чтобы достичь того, чего достиг, — с непонятной гордостью объявил он, — еще немного и у меня бы получилось. Тот сброд, в который постепенно превращались скучные обыватели мог бы сказать мне спасибо за жизнь без проблем. Ну кому интересно ломать голову над вечными вопросами жратвы, смыслом никчемной жизни, обогащения и прочего мусора? Быть свободным от этого гораздо веселее. Тебе ли не знать, Гурий, как легко человек может поддаться соблазну легких денег, вспомни те операции, что ты помогал мне проводить, считая их преступными. Это не останавливало тебя раз за разом нырять в небытие и пополнять свой и без того раздутый бюджет»
Матвей помолчал и неожиданно обратился к замершему Волкову.
«Кстати, поздравляю, вы только что избавили мир от страшной напасти, сами того не подозревая. Браво Волков! А я еще сомневался, когда выбирал Гурию замену. У меня на примете было еще пара невзрачных персонажей, но я почему-то остановился на вас, Георгий Волков. Кто бы мог подумать! — немного переигрывая, воскликнул Матвей, — но вот вы и сделали свое главное дело, помешали мне и спасли человечество. Ну а может то и к лучшему…»
Гошка продолжал пялится на психиатра, явно не понимая ни слова из его проникновенной речи, а я только усмехнулся его словам.
«Что будет с обновленными гражданами? Теми, что так сказать, влезли без очереди?» — поинтересовался я, не слишком надеясь на правдивый ответ.
«Они рассыпятся в прах, — буднично заявил Матвей, — ну некоторое время они побродят среди толпы, продемонстрируют чудеса неадеквата и с треском разлетятся на составляющие элементы. Такова жизнь, приятель.»
После чего весело расхохотался, наблюдая за выражением моего лица.
«Ладно, не пугайся так сильно, их не так уж и много. — обнадеживающе проговорил Матвей, — я все тщательно проверил, тем, кому не повезло стать обладателем бракованных оболочек, оставались считанные дни, они в любом случае долго бы не задержались в этом мире. Остальные проживут долго и счастливо, учитывая их неглубокие взгляды на мир и жизнь. Все к лучшему, Гурий!»
Приземленный Волков, утомившись слушать бред свихнувшегося властителя судеб, молча развернулся и вышел прочь, не желая выяснять свою роль в деле спасения человечества.
«Ваш приятель завершил цикл, загнав моих «друзей» за грань и закрыв границу. — неожиданно охотно пояснил мне Матвей, отвечая на мой невысказанный вопрос, — больше не будет перемещений и незапланированных визитов. Программа, которой я воспользовался для подчинения и управления мертвым разумом, работает только до своего завершения и не возобновляется. Если ее закрыть так, как это сделал ваш друг, она исчерпает свою силу и станет бесполезной. А значит, мне придется потратить еще некоторое время, чтобы отыскать похожую или создать свою. Я не отчаиваюсь, Гурий, и верю в свои силы.»
Я тоже утомился слушать эти откровения и покинул скорбную обитель злобы и ненависти без всякого сожаления. Возможно сумасшедший психиатр и прав, утверждая, что жить без целей и задач проще, но я с ним был не согласен.
Я догнал Гошку на полдороги к дому и некоторое время шел молча, ожидая от приятеля гневных фраз, осуждения и демонстрации неприязни. Гошка никак не отреагировал на мое появление и только у самого дома с усмешкой произнес:
«Мир никогда не был совершенным, и надеяться на то, что когда-нибудь станет таким, я бы не стал. Остается только верить в то, что такие ненормальные, как твой студенческий приятель, не будут появляться в природе слишком часто»
Глава 36.
«Приветствую, Гурий!
Если бы кто-нибудь год назад сказал мне, что я займусь написанием писем, я смело бы послал его лесом, для уверенности приправив пожелание увесистым пинком. И вот теперь я сижу в сырой вонючей конуре и пытаюсь сочинить для тебя трогательное послание. Что делать, приятель, таковы времена! Я вообще не уверен, что моя исповедь когда-нибудь доберется до адресата, но мой нынешний сосед, немного сохранивший остатки здравомыслия, пообещал отыскать тебя, хоть его словам нет всестороннего доверия. Ладно, Гурий, довольно предисловий. Я хочу извиниться перед тобой за свой несдержанный нрав и выразить надежду, что однажды ты забудешь о том эпизоде, что завершил наше недолгое знакомство. Я никогда не считался образцом воспитания, но даже мне сейчас кажется, что я немного перегнул. Хотя, какое там «немного!» Очень рассчитываю, дружище, что с тобой сейчас все в порядке, и ты не держишь на меня зла. Еще раз, прошу прощения.
З.Ы. И еще я не отказался бы снова поучаствовать в тех приключениях, что так внезапно обрушились на мою голову полгода назад.
С уважением, Волков Г.»
Я осторожно свернул изрядно потрепанный листок и спрятал в карман. Мои синяки и перелом, на которые так деликатно намекал мне Волков Г, давно срослись и зажили, я больше не злился на несдержанного знакомца, и отчаянно жалел, что наша полудружба закончилась, толком не начавшись. Перед моими глазами возник тот самый эпизод полугодовой давности, который явился тому причиной.
Покинув безумного вершителя судеб, психиатра Матвея, Гошка до самого дома сохранял почти дружеское молчание, изредка разбавляемое ничего не значащими фразами, и только втиснувшись в сырую съемную клетушку, позволил тщательно сдерживаемым эмоциям вырваться на волю. Пощелкав бесполезным выключателем, Волков развернулся ко мне и, не оповещая о намерениях, со всей силы врезал мне в челюсть. От неожиданности я пошатнулся, но на ногах удержался, и, не желая провоцировать поножовщину, миролюбиво пробормотал, сплевывая на пол: