Обходчик

Таюшев Андрей

2

Прекрасный деньНоябрь на носуА в парке тихо, что в твоём лесуКачается синица на весуНа ветке тонкойНи облачка, ни даже ветеркаВнезапный скрип звучит, как взвод куркаСмех ангела за ним – как смех ребёнкаИ вздрогну я, и обернусь на мигИ дальше двинусь, вздёрнув воротник.Гуляй, гуляй, дыши, дыши, дышиНедолго, может, сказка будет длитьсяИсчезнет всё, как с ветки той синицаПод шум машин

Игорю Лунёву

…а куда шагает леди, торопливо

и с боязньюВся в таком помятом платье, в белом венчике из розПрям по наледи осенней, прям по лужам, прям по грязиБудто вся она в болезни до корней своих волосОгненно – представьте – рыжих, иногда – и красных, дажеМокрых, вьющихся, горящих, словно пламя на ветру?Дождь пойдёт – и красок неба макияж привычно смажетЧто за леди там шагает по осеннему ковру?

Зарисовка

А за окном всё тот же дивный видСквозь толщу осени зима уже маячитС утра церковный колокол звенитРебёнок плачетА маменька рычит ему: «молчи…»И за руку волочит за собоюСпеша куда-то. Тучи небо кроютИ воздух, с дымом смешанный, горчитО чём, бишь, я? – Да, в общем – ни о чём.Вдохнул – и выдохнул, едва пожав плечом.

«День короток, а небо в низких тучах…»

День короток, а небо в низких тучахНапоминает мокрый серый мелИ давит сверху сумраком ползучим«Куда всё катится?» – спроси – скажу – «К зиме».К зиме все катится, чем дальше – тем быстрее,Всё ближе снегопады, холода,А в наших-то, мой друг, гипербореяхИ батареи греют – не всегда.Вот потому и птицы средь разрухиГалдят отчаянно: «To be or not to be» —Вороны, как процентщицы-старухи,Студенты-разночинцы – воробьиИ прочие – сигналя, семафоряО неизбежном, подступившем к намЧто состоит из холода и горя,Из радости и счастья – пополам.

«Из пункта «а» до далёкого «б»…»

Из пункта «а» до далёкого «б»Едет Овидий в воловьей упряжкеГорько вздыхает в арбе о судьбеВсё повторяя: «Грехи мои тяжкиеВот привелось мне стать жертвой интригНадвое жизнь моя нынче расколотаСколько бы я ещё выпустил книгКаждое слово в них чистое золотоБыло бы – дальше – пиши не пишиМеж солдатнёй и шальными матросамиКто тут прочтёт мои вирши в глуши?!– Жадные скифы с очами раскосыми»?Он заблудился в чужих голосахБредя в дороге о Риме любимомВечер. Сломалась арба. В небесах —Крупные звёзды. А степь пахнет дымомКак себе саван ты сам ни готовьКак ни давись от обиды ты – всё жеНочью стихи возвращаются вновьРим с них сползает, как старая кожа

«Кончились Феллини и Тарковский…»

Кончились Феллини и ТарковскийФильмы их мы смотрим словно сныНовый мир – какой-то не таковскийПлоский и лишённый глубиныИли это нас подводит зрениеПогружая души в полумрак?Мы глядим вокруг в недоуменьеЧто это? Зачем это? И как?

«Снег выпал. С ним была плутовка такова…»

Снег выпал. С ним была плутовка такова —Сбежала осень, сделав финт ушамиСнег лёг на землю невесомой шальюЗима вступила временно в праваЯ радуюсь зиме. Горячим чаемЕё приход (пусть временный) встречаюИ гостье рад – быть может, что не зря,Надеясь, что мороз прочистит горлоКоторое, как той вороне, спёрлоОт воздуха сырого ноября.

«Клио ты, Клио. Твой равнодушен взгляд…»

Клио ты, Клио. Твой равнодушен взглядНа то, как текут реки времён назадКогда новый историк, иль очередной пиитНад водой ворожитПрошлое потрошит«Ах ты, дурилка картонная – скажет Клио тогда —Сколько потратил времени и трудаА не приблизился к прошлому – ни на шагВ голове твоей – ветер дат и времён бардакИ, если честно, мненье твоё, всегдаС мнением Бога, совершенно не совпада…»

9 января 1905

Никто не хотел умиратьНикто не хотел убиватьНо умирали и убивалиУбивали и умиралиБессмысленно, трагично, безобразноИспуганно, отчаянно, нелепоКак всегда

Двенадцать

Ночная улица пустаяМороз, ударивший поддыхБеззвучная собачья стая —Двенадцать призраков ночныхДвенадцать злых исчадий адаДвенадцать ронинов – бродягБегут средь тьмы и снегопада.Их гонят ветер, голод, мрак,И холод – истинно – собачий.Их ослепляют фонариВ глазах слезящихся маячит:«Я сдохну завтра – ты умриСегодня». Никакого лая.Но Боже мой – какая жутьКогда накатывает стаяИ некуда тебе свернуть

«Пруд замерзает…»

Пруд замерзаетНа его берегахТолпятся уткиВ серых шинеляхКак врангелевцыРешившие остатьсяХолодное утро. Ноябрь.

Трудовая копейка» 19 марта 1913 года:

«В полицию поступило заявление о розыске и задержании скрывшегося от родителей ученика городского училища, 11-летнего мальчика, П.А. Почеева. Мальчуган оставил дома записку: «Дорогая мама! Прошу не проклинать меня, возьми книги мои и моего товарища, передай в училище, что мы уехали в Крым, вернемся через 7 лет, а может быть и раньше».

Фамилия товарища Почеева в записке не указывается».

1

Реалист Почеев учился скверноОбожал, наверно, Стивенсона и Жюля Верна«Мушкетеров» знал, чуть ли не наизустьА кругом был пыльный степной СаратовНи туземцев, ни подвигов, ни пиратовСловом – глушь, провинция, грустьВот Почеев и Сенька – его приятель —Вдруг решили: довольно терпеть нам, хватит!Едем в Крым, брат, наступит весна едва.Ничего хорошего тут не светитТак и жизнь пройдёт – ведь уже не дети —На двоих-то – шутка ли? – Двадцать дваА в Крыму-то море, в Крыму- то скалыВ маках всё горит там кроваво-алыхАльбатросы-чайки вверху парятЧерез год-другой – и сойдём за взрослыхПовезёт – запишемся мы в матросыИ айда тогда – по морям«Дорогая мама! За ради БогаНе судите сына вы слишком строгоСын ваш вырос и с Сенькой поехал в КрымЧерез семь лет, а может и раньше, дажеЯ вернусь – красивым, большим, отважнымИ вполне ещё молодым».