Обитатели пустоты

Алексеев Павел Александрович

– Спасибо!

– Это еще что? – спросил в растерянности врач.

– Вам… за работу…

– Мне не нужны ваши деньги! – с гневом в голосе отстрочил Родион. – Оставьте их при себе!

Женщина хмыкнула, убрав деньги, после чего попрощалась и покинула холодные стены секционного зала.

За ней в помещение вошли двое мужчин невысокого роста. Их небритые лица выглядели хмурыми, но глаза сверкали в хмельной усладе. Один из санитаров подошел к Родиону, кивнул на тело Петра, лежавшее на холодильной полке, и спросил:

– Этого пакуем?

Родион в задумчивости посмотрел на труп и ответил:

– Нет, этот подождет. Я с ним не закончил. – Родион схватился за грудь, но не показал виду, что ему снова больно. Скорчив лицо, он выдавил из себя вздох и выпрямился во весь рост.

– Забирайте тело Ионова

и везите в макияжную. Как закончу с Гриневым, я дам знать.

Родион дождался, когда санитары вывезли тело Ионова и ушли. Он опять перенес жуткое недомогание, взял трость и подошел к окну. Открыв неширокую форточку, заглотил свежий воздух. Его не покидала мысль, что внутри него кто-то шевелится, щекочет грудную клетку и точно пытается поговорить с ним на необыкновенном скрипучем наречии. Родиона тошнило, но рвота не прорывалась, как случилось это ранее.

Подойдя к зеркалу, он посмотрелся в него. Лицо выглядело измятым, словно он не спал неделю. Раскаленные глаза слезились, а под ними мешковатая кожа. Он взглянул на ногти, и тревога скользнула по сознанию. Если ранее под ними виднелись сиреневые точки, то теперь на их месте были уже пятна крупнее, но все того же цвета.

Задумавшись о своем состоянии, он вдруг замер в исступлении. В бешеном сердечном ритме его кожа поблекла. Схватив трость и сумку, Родион скорым шагом покинул зал. Он поспешно двигался по сырому коридору, часто моргал и в тихой истерии дергал головой. Поднявшись на первый этаж, он зашел в свой кабинет, быстро переоделся и вышел. Миновав стол, за которым сидел Генадич, он подступился к двери выхода.

– Уже уходишь? – спросил старик. Родион ничего не ответил, а лишь посмотрел на него искоса и ушел.

***

Когда Родион открыл дверь в свою квартиру, он сразу же учуял знакомый запах разложения. В тягучей тишине не прозвучало встречающее мурлыкание Костика, и в утреннем полумраке не ощущался мягкий бок трущегося о ногу кота. Родион нажал на включатель, и прихожую осветил приглушенный желтый свет лампочки, висевшей под плафоном, собравшим на себе многолетнюю пыль. Родион поставил сумку, разулся и не глядя сделав шаг, наступил на что-то неприятное. Нога скользнула по ламинату, оставив за собой след розоватой слизи. Родион, в гадливости скривив лицо, посмотрел на то, что было у его ноги: влажный клок шерсти, облаченный в неприглядную массу кисельного цвета.

– Костик, – зовом разразился мужчина, – Костик, ты где?

Родион бодрым шагом последовал в зал, куда его вели жирные капли. Войдя в комнату, он вдруг перенес пронзительную боль в груди, где-то рядом с сердцем. Он скорчился и побледнел, словно что-то резануло его изнутри. Набравшись сил, в припадке жара мужчина все же сделал шаг вперед и поднял взор. Посреди комнаты лежало обездвиженное тело Костика, а вокруг него – лужица сиреневой субстанции, от которой лоснилась клочковатая черно-белая шерсть. Запрокинутая назад голова со слегка раскрытыми веками так и намекала на то, что жизнь угасла в этом исхудалом теле. Родион припал на колено и коснулся животного, но, ощутив липкую слизь, отпрянул. Верх взяла нежданная брезгливость, покидавшая его в те минуты эйфории, когда, вкушая сочные плоды охолодевших трупов, он сбрасывал с себя груз уязвимости к сопревшим особям, что порывались в его особый мир.

Он замычал, в психозе отвернувшись, отстранился и ничего не мог сообразить. Затем достал мобильный телефон, открыл в нем список номеров и пролистал вниз, до имени «Ветеринар Елена». Палец замер над значком зеленой трубки. Родион посмотрел на спортивную сумку и снова уронил взгляд на номер ветеринара. Выключив телефон, он положил его в карман и в неистовстве затопал по квартире. Должно быть, бесконечные шаги и громкие удары трости о пол выбивали из соседей снизу остатки выдержки.

Вскоре Родион зашел в кухню, открыл чайный шкафчик и достал из него пузырек с чистым спиртом. Открутив крышку, он вылил половину содержимого в граненый стакан, стоявший возле обугленного чайника на подоконнике, застеленном порыжелыми газетными листами. Разбавив спирт водой, он выпил его, не моргнув и глазом. Затем он кинулся к аптечке, открыл ее и принялся что-то искать, в припадке плывшего рассудка, выкидывая неугодные ему лекарства. Родион закричал в неврозе и снова бросился к

пузырьку со спиртом. Вылив остатки содержимого на руки, он тщательно растер их, затем натер похолодевшее от ужаса лицо и вернулся в комнату, где на полу все также недвижимо находилось тело любимого питомца, которому не было и трех лет. Родион смотрел на Костика и вспоминал, как подобрал его у порога морга; как тот просился на руки, мяукал и мурчал; как он беспечно ластился, выпрашивая пищу, или то, как он приходил к нему ночами и ложился в ногах, кусая перед этим его пальцы. Воспоминания о котенке, спасшем его от одиночества после смерти матери, били в самое сердце, но заставляли действовать решительно. Родион расстегнул сумку и поставил ее рядом с Костиком, а сам наклонился к нему и аккуратными движениями проспиртованных рук пролез под скользкое тельце. Он отделил кота от ламината, пропитанного чем-то клейким и пахучим, как незрелый кориандровый плод. Поместив Костика в сумку, взглянул на него еще раз, а после застегнул ее и ушел в ванную. Родион, посмотрел на себя в зеркало. Его лицо не отражало тех эмоций, что бушевали в душе. Он был опустошен, как будто обескровлен. Он тщательно вымыл руки, затем умылся и вернулся в комнату, запятнанную мраком зашторенных окон.

Родион вызвал такси, оделся, взял сумку и спустился к подъезду. Ждать долго не пришлось, машина приехала быстро. Родион сел на заднее сиденье, а сумку положил себе на колени.

Поглощенный скверными домыслами, он вырывался из лихорадочной яви, боролся с собой, как делал это в минуты черствой изоляции, придуманной в тенистых уголках своего подсознания. Ощущая леденящую вены дрожь, Родион терялся в забвении, подобно вымыслам в голове, нагрянувшим в рассветных видениях. Он пребывал в упадке, и слабость, хлынувшая в голову, хлестала жесткой плетью, не позволяя дать себе очнуться.

Как в морфиновом беспамятстве он добрался до рабочего места – до зала с пустыми жестяными одрами, пропахшими гибельным духом. Родион поставил сумку на секционный стол, расстегнул ее и вынул тело кота. Он положил его на ложе и отступил на шаг назад. Припадок вновь настиг и вынудил склониться в адской боли. Ком подступил к горлу, а через секунду Родиона стошнило. Жидкая масса вместе с кровью текла по его подбородку, стон, а за ним и рев разбили торжествующую тишину мертвецких стен. Врач вцепился руками в стол, преодолевая муки, подтянулся и склонился над телом Костика. Родион взял скальпель и сделал неглубокий надрез на груди животного. Из-под кожи вырвалась плотная капля крови, после чего липкая шерсть расползлась, и взору мужчины предстало багровое нутро Костика. Родион отвернулся, не желая резать ниже. Рука дрогнула, и скальпель с железным грохотом выпал на стол. Внутри холодильной камеры, где лежало тело Гринева, что-то заскрежетало. Звук походил на страшный скрип ногтей о лист металла.

Родион, точно околдованный, подошел к холодильнику и выдвинул стол с лежавшим на нем раздутым трупом, что в ярком свете ламп выглядел едва не фиолетовым. Еще мгновение назад врач не допустил бы этого, но теперь им словно правил алчущий демон. Мужчина пригнулся к телу, впился пальцами в шрам и разорвал плоть, выпустив наружу сиреневую гущу, медленно ползущую к нему. Он замер и задрал нос к потолку. В тот миг субстанция приняла форму сабли и вонзилась Родиону в грудь, вырвав из него монструозный гвалт. Пластмассовый протез выпал из-под ноги, оставив Родиона на весу.

На шум примчал Генадич. Он открыл двери секционного зала и застыл, узрев инфернальную картину. Тело Родиона превращалось в хтоническую сущность, способную своим лишь видом вывести с ума. Оно не издавало ни звука, находясь под дьявольскими чарами, обрастало, как ядовитый гриб, наплывами кожных образований. Пузыристая тварь пульсировала и насыщалась чем-то, что текло по толстым каналам, протянутым от трупа Гринева. Родион лишился привычных для человека очертаний: по бокам из тела выросли волосатые отростки, похожие на корематы, как у мотыльков, но длиннее и противнее. С хрустом и багровыми брызгами разорвалось его лицо, а сквозь осколки черепа вытекла густая каша головного мозга. Как только орган полностью лишился тела, оставшись серыми подтеками на обрывках ткани, в опустошенном коробе разбитой головы явилось что-то белое, оно тянулось через горло вверх. Меж черепных обломков явился глаз огромного размера. Пытливый зрачок медленно плавал, как яблоко в молочном озере.