Обитель зла
Шрифт:
Потребовалось не больше секунды, чтобы Амадеус потерял контроль над собой. Он уронил браслет на стол, бросился на продавца и ударил его. С такой силой, что Эльза услышала, как у того хрустнула челюсть.
Продавец, не ожидавший подобного, упал на землю.
Амадеус бил его снова и снова – в живот, в грудь, по плечам, по лицу.
– Перестань! – закричала Эльза – Ты что, с ума сошел? Амадеус, прекрати!
Но он не останавливался. Он не слышал того, что творилось вокруг, и словно в опьянении продолжал наносить удары.
– Ты что, хочешь убить его?
Эльза
Теперь уже вмешались прохожие. Но он успел дать продавцу пинка, прежде чем его самого швырнули на землю так, что он еле поднялся.
Это привело его в чувство. Эльза схватила его за руку.
– Идем! Быстрее идем отсюда!
Она тащила его через толпу, которая двигалась вдоль прилавков, и слышала, как итальянцы кричат им вслед «stronzo, cazzo, sporcaccione» [97] .
– Ты же его чуть не убил, – сказала она, когда они прошли три улицы.
– Еще чего.
Это был его единственный комментарий.
Эта неожиданная вспышка ярости напугала Эльзу. Она словно посмотрела на него со стороны, и он вдруг показался ей чужим. Намного более чужим, чем в первый вечер, когда он как сумасшедший играл на рояле и обнаженный стоял возле окна.
97
Говнюк, член, развратник (итал., груб.).
Когда они вышли с рынка, он обнял ее и крепко прижал к себе.
Но в тот последний вечер, на прощальном ужине в Асциано, он был таким нежным, тихим и спокойным, что Эльзе даже не верилось, что он может быть другим.
– Я клянусь тебе, что вернусь, – прошептал он и взял ее за руку. – Я тебе клянусь!
Она кивнула ему и улыбнулась, хотя и сомневалась, что ему можно верить.
– Я живу один, у меня нет подруги, нет никого, кто бы меня ждал и кем бы я интересовался. У меня есть только ты. Почему бы мне не вернуться?
– Я буду ждать тебя.
– Мне просто нужно подзаработать. Я попытаюсь сделать один-два фильма. Как только я подпишу договор, сразу вернусь.
– Но ведь у меня ты не сможешь работать.
– Я куплю рояль. Как ты на это смотришь? А твою подругу мы выселим, и места для двоих будет достаточно.
Он перегнулся через стол и поцеловал ее в губы.
– Проклятье, Элизабетта! Я все время думаю, что со мной происходит, и мне кажется, что я действительно тебя люблю.
62
На следующее утро в восемь часов двадцать пять минут Эльза проводила его на вокзал. Он пытался не показать, как ему плохо. Бледный, с темными кругами вокруг глаз, он судорожно хватал воздух, когда нес чемодан по лестнице к третьему пути.
Эльзе тоже все утро казалось, что она задыхается. Когда в половине седьмого
Она под одеялом поглаживала его тело, пока он не проснулся, целовала его, зарывалась к нему в изгиб локтя, чтобы еще раз вдохнуть и почувствовать его запах, и в конце концов с тяжелым сердцем вылезла из постели и поспешно приняла душ. Она не хотела пропустить ни одной минуты из тех, что еще у них оставались.
Когда она, одевшись, зашла в кухню, он как раз накрывал на стол и варил кофе. На нем были только трусы, и он стоял босиком на холодном кафельном полу.
– Боже мой, надень что-нибудь, здесь же холодно! Он кивнул и обнял ее.
– Как мне будет не хватать всего этого!
Он ушел в спальню, чтобы одеться, и она почувствовала, что на глаза набегают слезы. «Я не выдержу на вокзале, я не выдержу», – думала она.
Они завтракали целых полчаса. Он выпил три чашки кофе и съел половинку бутерброда с белым хлебом и сыром, что для него вообще было необычно.
– Я ненавижу прощания, – сказал он.
– Я тоже, – сказала она.
А потом они покинули дом.
На платформе гуляли сквозняки, было холодно. У них была еще пара минут.
Эльза прильнула к нему. Он распахнул свою кожаную куртку, завернул ее в нее и крепко держал, как ребенка, которого хочется защитить от ветра.
Эльза не сказала ни слова, все казалось ей слишком банальным в такой ситуации.
Еще две минуты. Еще две бесконечные минуты под его курткой, которые, может быть, никогда не закончатся. Когда любишь, время останавливается.
Но вот прозвучало какое-то объявление. Очень громко, на итальянском и английском языках. Это было предупреждение о прибытии поезда.
Эльза боялась подъезжающих поездов и невольно вздрогнула, когда завизжали тормоза. Поезд остановился.
– Не забывай меня, – прошептала она, глядя ему в глаза и подставив губы для самого последнего поцелуя.
– Никогда, – сказал он очень серьезно.
Эльза кивнула, слезы брызнули у нее из глаз и побежали по лицу. Он поцеловал ее и в последний раз прижал к себе. Потом забросил свой багаж и поднялся следом. Он стоял в открытой двери вагона и махал рукой. Эльза тоже махала рукой, хотя была всего лишь в метре от него. Потом двери закрылись, и поезд ушел.
Эльза боялась пустой квартиры: постели со смятыми простынями, в которой он спал несколько недель, неубранного после завтрака стола, кофейной чашки, из которой он только что пил, его мокрого полотенца в ванной. Кресла, в котором он время от времени засыпал, и ковра, на котором они занимались любовью под музыку Верди из «Травиаты». Все, просто все напоминало о нем. И она не знала, как проживет эти несколько недель без него.
Еще три недели до Рождества… Небо над Сиеной было затянуто тучами, шел легкий моросящий дождь. Узкие улицы казались ей серыми и мрачными. Она не знала, куда деть себя, без него она совсем потерялась в этом мире.