Обладать и ненавидеть

Грей Р. С.

Я двигаю рукой, которая находится за моей спиной, и случайно опрокидываю свою пустую кофейную чашку. Уолт даже не вздрагивает, когда его рука скользит вниз по моему бедру, соединяясь с его ртом.

Я разлетаюсь на куски в считанные минуты, дрожа, пока Уолт выжимает из меня все до последней капли удовольствия. Затем он встает и стягивает свои боксерские трусы, возбужденный и горячий, когда начинает двигать рукой вверх и вниз по всей длине.

Он тянет меня к концу стола, идеально расположенному для того, чтобы он мог войти в меня. Он почти делает это, прежде чем я

хлопаю его по плечу.

— Презерватив. Презерватив! — я говорю ему.

Он чертыхается и выбегает из кухни.

— Не двигайся, бл*ть! — кричит он мне в ответ.

— Не буду! — уверяю я его, смеясь.

Он бежит по коридору и натыкается на что-то, из него вырывается еще одно проклятие, а затем он возвращается с целой коробкой презервативов, нетерпеливо высыпая их на стол.

— Я собираюсь разместить их повсюду. По коробке в каждой комнате, — говорит он, вскрывая один и заставляя меня смеяться.

Мы безумно занимаемся сексом на краю его кухонного стола, как будто у нас нет целого дня вместе, как будто нам придется ждать месяцы после этого.

Его рот на изгибе моей шеи. Он прижимает мое тело к своему, пока двигает бедрами и толкается в меня. Когда он кончает, я чувствую это каждой частичкой себя. Его зубы впиваются в мое плечо. Его руки вдавливаются в мои бедра. Я так измучена. Восхитительно уставшая. Выжатая досуха.

Нам действительно удается ненадолго расстаться. У него рабочие звонки около 14:00, а мне нужно уделить немного времени своей коллекции, чтобы не отстать от графика.

Поздним вечером я все еще прячусь в библиотеке, немного потерявшись в своем собственном мире, когда он входит со своим ноутбуком. Я не удивлена, что он забрел сюда. В комнате уютно, свет приглушен, а в камине горит огонь.

— Мне нужно сосредоточиться еще немного, просто чтобы растушевать эту краску до того, как она высохнет, — говорю я ему.

— Хорошо. Я не буду тебя беспокоить.

Он садится в удобное кресло в углу, кладет лодыжку на колено и ставит ноутбук на колени.

— Мне тоже нужно работать, — сообщает он мне, выгнув бровь.

Верно. Я отворачиваюсь от него и возвращаюсь к своему искусству. Я снова теряю счет времени, когда растушевываю, тщательно работая с краской, и испытываю облегчение, когда начинаю видеть, как мое видение оживает. В какой-то момент мое тело замечает внимание Уолта, и дрожь пробегает по моей спине.

— Ты меня отвлекаешь, — говорю я ему, не отрывая глаз от своего холста.

— Я не сказал ни слова.

— Тебе и не нужно этого делать.

Проходит еще несколько минут, и он отвлекает меня не меньше. Я вздыхаю и поворачиваюсь обратно, чтобы увидеть, что его ноутбук закрыт, а руки скрещены на груди. Он выглядит таким совершенно довольным, сидя там и наблюдая за мной, и это наводит меня на мысль.

— Ты когда-нибудь позировал кому-нибудь раньше? — спрашиваю я, кладя кисть обратно на палитру.

Он делает такое лицо, словно я шучу.

— Да ладно, ты все равно там сидишь, — подначиваю я.

— Я бы не стал хорошим объектом, — утверждает он.

— Пффф.

Как мило с его стороны не понимать, что он, по

сути, создан для искусства. Каждая деталь его лица так и просится быть отмеченной карандашом и бумагой, и я с радостью докажу ему это, если ему это понадобится.

— Оставайся на месте, — инструктирую я, подходя к нему. — Но убери ноутбук.

Я тянусь за ним, прежде чем он успевает возразить, и кладу его на столик рядом с его креслом.

— Сколько времени это займет? — спрашивает он, внимательно наблюдая за мной, когда я отступаю от него.

Сначала я думаю, что ему интересно, потому что он нетерпелив и не хочет сидеть там долго, но потом я ловлю его взгляд на своих голых ногах и понимаю, что на самом деле у него могут быть другие планы на уме.

— Недолго, — обещаю я, возвращаясь за своим альбомом для рисования и угольными карандашами. — Я предпочитаю делать, что называется рисование непрерывных линий или контуров. Это делается довольно быстро.

Я ставлю стул в нескольких футах от него, а затем сажусь, открывая свой альбом для рисования на новой странице.

— Ты не отрываешь карандаш от бумаги, когда рисуешь, — объясняю я, взглянув на него, когда начинаю работать. — Таким образом, рисунок, по сути, выполняется одной длинной линией.

— Зачем делать это таким образом?

Я пожимаю плечами.

— Я ценю то, как это выглядит. Вместо детального рисунка ты можешь быстро набросать силуэт, сосредоточившись на наиболее характерных чертах объекта. — Мой карандаш скользит по бумаге. — Ты позволяешь карандашу перемещаться так же, как твои глаза перемещаются по объекту, двигаясь медленно и позволяя карандашу почувствовать все детали, которые видят ваши глаза.

— Я должен оставаться совершенно неподвижным? — спрашивает он.

Я улыбаюсь и быстро опускаю взгляд на свой альбом для рисования, прежде чем снова посмотреть на него.

— Это не имеет большого значения. Пока ты остаешься в этом кресле. Не мог бы ты немного посмотреть налево?

— Вот так? — спрашивает он.

Я киваю, чтобы получше рассмотреть его выступающие скулы.

— И немного приподними подбородок.

Мой карандаш рисует, вырисовывая линии его лица. Я царапаю его черные, как сажа, ресницы и четко очерченные брови. Затем моя непрерывная линия медленно опускается вниз, имитируя переносицу и мягкий изгиб верхней губы.

Мне не требуется много времени, чтобы запечатлеть на бумаге его характерные черты. Здесь вообще нет штриховки, никаких теней или бликов, никаких мельчайших деталей, и все же, я думаю, любой, взглянув на мой альбом для рисования, сразу поймет, что я нарисовала Уолта. В этом вся прелесть этого типа рисунка.

Я встаю со стула и подношу свой альбом для рисования, чтобы показать ему.

Я протягиваю его, и он восхищенно усмехается.

— Выглядит точь-в-точь как я.

Я улыбаюсь, и он протягивает руку, чтобы схватить меня за бедра, притягивая к себе на колени. Я позволяю ему, с удовольствием подтягиваю ноги к груди и сажусь рядом с ним. Он берет у меня из рук альбом для рисования и начинает его листать. Я стону и пытаюсь забрать его у него.