Обман
Шрифт:
— Муханнад, постой!
Интересно, как он будет объясняться с Муханнадом, подумала Барбара. Да, для всех присутствующих ситуация сложилась — хуже не придумаешь.
— Вот и я. — Бэзил Тревес вернулся и трясущейся рукой протянул Барбаре листок. — Он исключительно вежливо общался со мной по телефону. Для немца это просто удивительно. Вы отужинаете у нас, сержант?
Она ответила, что отужинает.
— Садитесь с нами, садитесь с нами! — закричала обрадованная Хадия.
При этих словах девочки вид у Тревеса стал еще менее радостным, чем утром в понедельник во время завтрака, когда Барбара на его глазах перешла тот
— Ну конечно, дорогая моя, — с готовностью сообщил он, подавляя при этом отвращение во взгляде, — она может сесть где захочет.
— Ну и отлично! Отлично! — Преисполненная радости Хадия запрыгала куда-то в сторону, и через несколько мгновений Барбара услышала, как она щебечет с миссис Портер в баре.
— Это полиция, — таинственным полушепотом произнес Тревес, указывая на листок в руке Барбары. — Я не хотел говорить обо всем при… этих двоих. С иностранцами надо всегда быть настороже.
— Вы правы, — согласилась Барбара. Она с трудом сдерживала себя: ей хотелось треснуть Тревеса по роже, да так, чтобы он на ногах не удержался. Внутренне клокоча, она быстро пошла по лестнице в номер.
Сняв с плеч рюкзак, она бросила его на одну кровать и улеглась на второй. Барбара стала изучать телефонные сообщения. Все они были оставлены человеком по имени Хельмут Кройцхаге. Он звонил в три часа, затем в пять и последний раз в шесть пятнадцать. Посмотрев на часы, она решила сначала попробовать позвонить к нему в офис. Барбара набрала его номер и в ожидании соединения стала обмахиваться пластиковым подносиком с чайного столика.
— Hier ist Kriminalhauptkommisar Kreuzhage. [43] Повезло, подумала Барбара. Она представилась, медленно и четко выговаривая английские слова, помня разговор с Ингрид и ее более чем скромное знание родного языка Барбары. Немец на другом конце провода, мгновенно переключившись на английский, произнес:
— Да, сержант Хейверс. Я тот самый человек, который здесь, в Гамбурге, разговаривал по телефону с мистером Хайтамом Кураши.
Он говорил с едва ощутимым акцентом. У него был приятный и располагающий голос, совсем не похожий на голоса киноэкранных нацистов в послевоенных фильмах. Бэзилу Тревесу, вероятно, это бы сильно не понравилось.
43
Старший инспектор уголовной полиции Кройцхаге (нем.).
— Отлично, — с горячностью произнесла Барбара и поблагодарила его за звонок, а затем вкратце рассказала ему об обстоятельствах, которые заставили ее обратиться к нему.
Когда она рассказала о проволоке и старых бетонных ступенях, с которых произошло роковое падение Хайтама Кураши, на другом конце линии раздался какой-то квакающий звук.
— Я наткнулась на номер телефона полиции Гамбурга, когда просматривала список телефонных звонков, сделанных убитым из отеля. Мы проверяем все его контакты. И я надеюсь, что вы нам в этом поможете.
— Боюсь,
— Но вы помните, о чем говорили с Кураши? Он не один раз обращался в полицию Гамбурга.
— О да, я все отлично помню, — заверил ее Кройцхаге. — Он хотел сообщить некоторую информацию о делах, которые, по его данным, совершались по адресу в Вандсбеке.
— В Вандсбеке?
— Ja. Это район в западной части города.
— И что это за дела?
— Этот джентльмен говорил о них весьма туманно. Он лишь намекал на незаконную деятельность, в которую вовлечены Гамбург и порт города Паркестон в Англии.
Барбара почувствовала покалывание в кончиках пальцев. Черт возьми, неужели Эмили Барлоу оказалась права?
— Возможно, это какая-нибудь контрабанда, — предположила она.
Кройцхаге громко откашлялся. Брат-курильщик, подумала Барбара, подсевший на табак еще основательнее, чем я. Он отвернулся от трубки и сплюнул. Ее передернуло, и она мысленно дала клятву не так сильно налегать на курево.
— Я бы не спешил с выводами о контрабанде, — сказал немец.
— Почему?
— Потому что, когда этот джентльмен упомянул порт Паркестон, я тоже пришел к подобному заключению. Я предложил ему позвонить в полицейское управление Гамбургского порта. Именно они и занимаются делами, связанными с контрабандой. Но этого, как мне кажется, он делать не хотел. Он даже не согласился с моим предположением, что эти дела могут быть связаны с контрабандой.
— Так что он все-таки сказал вам?
— Он говорил только, что располагает информацией о преступной деятельности, осуществляемой по адресу в Вандсбеке, хотя, конечно, он не знал, что это происходит именно в Вандсбеке. Он знал, что это происходит в Гамбурге.
— На Оскарштрассе, пятнадцать? — спросила Барбара.
— Вы нашли этот адрес в его вещах? У меня он тоже есть. Да, это там. И мы там были, но ничего не нашли.
— Выходит, он шел по ложному следу? А может быть, он перепутал город в Германии?
— Сейчас это выяснить невозможно, — ответил Кройцхаге. — Вероятно, он был прав, но Оскарштрассе, пятнадцать, — это большой многоквартирный дом, примерно на восемьдесят квартир с замком на входной двери. У нас не было повода осматривать квартиры, да мы и не смогли бы сделать этого на основании необоснованных подозрений джентльмена, звонившего из-за границы.
— Необоснованных подозрений?
— У мистера Кураши не было никаких реальных фактов, сержант Хейверс. А если и были, то он не желал поделиться ими со мной. Но, принимая во внимание его убежденность и искренность, я на два дня установил наблюдение за домом. Он расположен рядом с Eichtalpark, поэтому было легко разместить моих людей так, чтобы их никто не заметил. Но у меня не было людей, чтобы… как вы это называете… сидеть у дома?
— Взять дом под наблюдение?
— Так говорят в Америке. Ja, так. У меня не было денежных средств для того, чтобы взять под наблюдение такой большой дом, как Оскарштрассе, пятнадцать, на время, достаточное, чтобы выяснить, происходит ли там какая-либо противоправная деятельность. Нет, боюсь, у меня практически не было перспектив.
Ну что ж, разумно, подумала Барбара. Несомненно, врываться в частные дома и квартиры в послевоенной Германии стало невозможным.
Но тут она неожиданно вспомнила.