Обнаженная натура
Шрифт:
Сели на укромную скамью, Магомед вытащил початую бутылку и стаканчик.
— Погляди сзади, — попросил он, наливая. — Ментов нет?
Родионов привстал и оглядел скверик. Он был совершенно пуст и безопасен.
— Давай, — протянул ему наполненный стаканчик Магомед. — За твою семью.
— Семьи нет, — сказал Родионов и выпил. — Твое здоровье!
Он задохнулся от отвращения. Водка была самая скверная.
— В киоске брал? — отдышавшись, спросил Пашка.
— В магазине, —
— Сейчас и в магазинах всякая дрянь. У меня знакомый отравился коньяком. Азербайджанский коньяк… — тут Пашка осекся, подумав, не азербайджанец ли его новый знакомец, не обидится ли.
Но тот выслушал спокойно, даже подтвердил:
— Сейчас, друг, верить никому нельзя. Нет правды…
Что-то слишком знакомое послышалось Родионову в этих словах, но вспомнить, откуда это, он уже не мог.
— Верить надо… как же тогда жить? Вот в чем вопрос…
Он чувствовал скорое и странное опьянение. Язык не совсем его слушался, чуть заплетался. Магомед, все еще держа водку на весу, внимательно следил за ним.
— Что-то я… — с трудом ворочал Павел языком. — Крепкая, за-раза…
Опьянение, между тем, все стремительнее наваливалось на него. Вот уже весь мир стал вялым, размытым. Шумело в голове. И только близко, загораживая небо, покачивалось перед ним внимательное лицо Магомеда, который, чуть усмехаясь, говорил:
— Сейчас в гости ко мне поедем. Такси, вокзал. Тут недалеко. Гостем будешь, отдохнешь, отоспишься… У тебя деньги есть?
— Есть, — с трудом проговорил Родионов, слыша свой отчужденный глухой голос. — Во-от… — цепляясь растопырившимися пальцами, вытащил из кармана оставшуюся скудную горсть денег. — Бери все… Мне не надо…
— Ну, пора в дорогу, — приказал Магомед, пряча недопитую бутылку. — В поезде проспишься, потом похмелимся… — и уже с нескрываемой насмешкой добавил. — А потом работать будешь. Будешь?
— Бу-ду. Пойдем, дру-у… — вяло согласился Пашка.
Он прекрасно все понимал, знал наверняка, что, может быть, его сегодня же продадут в рабство, но ему было все равно. Бес уводил душу, но абсолютное равнодушие заполнило всю вселенную и ничего не хотелось, только спать, спать, спать…
Глава 5
Лихой сюжет
«Пресвятая Богородица, спаси нас…» — пел высокий детский дискант, и он не знал, откуда берутся эти слова, потому что они звучали сами собою, без его участия, без размышления, без усилия его воли, которой, увы, в нем уже не было.
Он шел, поддерживаемый под локоть каким-то чужим и чуждым человеком, ничего кругом не видя, наблюдая только за тем, как медленно выдвигаются из-под него ботинки, то левый, то правый, и уползает серая поверхность ожившего текучего асфальта, относя его ноги назад.
— П-стой, я нгу збыл… — пытался выговорить Пашка. — Но-гу-у… там…
«Пресвятая Богородица… спаси…»
Его прислонили к шершавой бетонной стене и он сейчас же мешком сполз вниз. Засыпая, успел увидеть как из серого вязкого тумана беззвучно выплыла кроваво-красная машина и остановилась у края тротуара…
— Ах, Пашка, Пашка! — услышал он через минуту трезвые голоса и снова открыл глаза. Он лежал на диване в ярко освещенной комнате. Ломило в висках, с трудом шевелились ватные слабые руки. По-видимому, была ночь. За окном стояла темень.
Баба Вера и Юрка Батраков, склонясь над ним, сурово шевелили губами, говорили, указывая пальцами на него. Пашка прислушался и голоса приблизились, стали внятными и громкими.
— Ты, дурак! — обличал Юра. — Не пей с чужими, кретин! Ты возьми бутылочку, ко мне зайди, по-человечески…
— Где он? — спросил Родионов, чувствуя приступ тошноты.
— Где он! — патетически воскликнул Батраков. — Везде он! Кругом! За каждым углом, за спиной, сбоку, везде! Вот где он…
— Эх ты, голова удалая, — добавила и баба Вера. — Сечь тебя надо розгами. Сечь и солью посыпать…
— Ушел, сука! — выругался Юра, поглядев в темное окно. — Хрен его теперь словишь.
— Беженец, — пояснил Пашка, приподнимаясь в постели. — Дай воды.
— Эти беженцы пол-России скупили! — огрызнулся Юра. — Хороши беженцы! Оглянуться не успели — кругом беженцы в особняках… Это мы с тобой беженцы… Погляди вон на бабу Веру.
Баба Вера пригорюнилась, развела руки и оглядела себя. Старый халат, тапочки… Серебряное колечко на среднем пальце. Бедная Вера Егоровна, пожалел Пашка, бедная, одинокая старуха…
— А что было-то, Юрка?.. — решился он наконец задать главный, мучивший его вопрос.
Батраков довольно ухмыльнулся.
— Что, не помнишь, Паш? Сколько выпил-то?..
— Нисколько он не выпил, — строго перебила баба Вера. — Ему подмешали чего-то… Ты думаешь, все кругом пьяницы, как ты…
— Ладно, баба Вера, — миролюбиво сказал Батраков. — Кто не пьет, тому ничего не подмешают… Тебя, Паш, бандюги какие-то привезли. Крутые. На иномарке. Они тебя у тех уже отбили, у четверых…
— У каких еще четверых?
— Ты им какие-то характеристики писал, хрен их знает… Они увидели, как тебя хачики в машину грузят, подбежали… Это они тут так рассказали. Ну и сцепились. Один смешной, «руками-ногами, — говорит, — руками-ногами…» Ну, в общем, те шакалы шума испугались, поскакали в машину и слиняли.