Обнаженная натура
Шрифт:
— Нет, Гриша. Ничего такого у меня больше нет, — сказал Родионов. — Да и этот, ты же знаешь, я подобрал случайно…
— Нету! — куда-то в угол сказал Гриша Белый и только теперь Пашка заметил сидящего на угловой кушетке еще одного человека, совершенно ему незнакомого. Человек был укутан в темно-серый плащ с поднятым воротником, лицо его казалось обсыпанным мукою, настолько оно было неестественно бледно и безжизненно. Человек этот молча кивнул, блестнули очки с кромешно темными стеклами.
— Ты уверен, Паша? — переспросил Гриша. — Это
— Что ж ты думаешь, я старуху-процентщицу зарезал? Или двенадцать стульев нашел? Или…
— Не темни. Дело в том, Пашка, что камень именной… У него есть собственное имя. А толковые и ученые люди говорят так, — тут Гриша Белый снова глянул в угол и снова оттуда утвердительно блестнули очки, — так вот, толковые и очень ученые люди говорят, что он не должен быть один. Что их когда-то сразу после революции взяли целой кучей. И почти у всякого из них было собственное имя. И все эти годы, все эти семьдесят лет, их так и искали целым списком. И поверь мне, Родионов (никогда прежде Гришка не называл его Родионовым!), — этот список, все эти имена назубок знает едва ли не каждый уважающий себя ювелир. Но самое для нас с тобой неприятное, Паша…
Белый подошел к столу, налил из бутылки стакан минеральной воды и выпил залпом, кивком предложил Родионову, но тот отрицательно покачал головой.
— Самое для нас с тобой неприятное во всей этой истории, — продолжил Гриша, — это то, что мы с тобой засветились. Ты меня, что называется, подставил со своей находочкой. Я сунулся, как обычно, ни о чем не подозревая таком, и на тебе, влип как муха… Образно говоря, Паша, теперь рядом с мертвыми именами этих чертовых камней стоят наши с тобой живые… пока еще живые имена. Ты сказал, что нашел его на Арбате. Эх, Паша, Паша… — Белый укоризненно покачал головой и причмокнул. — Нашел на Арбате… Вот послушай-ка эти имена, — Гриша открыл записную книжку и стал читать: — Штернсапфир «Схимник», красный бриллиант «Златоуст», синий бриллиант «Патриарх», александрит «Цесаревич», рубин-оникс «Светлейший», жемчужины-парагоны… Изумруд «Андрей Первозванный»… И это только самые главные, Паша. Тут по мелочи еще много чего… А то, что ты мне принес, называется, к твоему сведению, так: «бесцветный бриллиант «Князь Потемкин»… Нашел на Арбате…
Он поглядел на бледнолицего в углу, тот безнадежно развел руками.
— Ладно, Гриша, — сказал Родионов, — ты, в общем-то, прав, как всегда. Я нашел их всем скопом, сразу. И знаешь где? Не поверишь. В старом дрянном аквариуме старухи Розенгольц…
Человек в темных очках ударил себя кулаками по коленям, вскочил с места и еще раз хлопнул себя ладонью по лбу:
— Федорыч! — вскричал он. — Черт меня дери! Ну как же я сразу… Разрази меня гром!
— Куда же ты, скотина, смотрел? — зло сказал ему Гриша. — Профессионал хренов.
— У меня что, время было?! — огрызнулся бледнолицый. — Контора на пятки наседала. Спасибо, успели основные пункты проверить… Потом мудак этот вперся со шкурами своими. А контора,
— Но тут же дураку понятно, что в аквариуме…
— Вот именно, что дураку! Кто ж в аквариум может все это запихать? А разобьется, да мало ли что… И потом Фуфель был там со своей электроникой…
— Ну и что ж он, твой долбаный Фуфель?..
— Пару углов обследовал, и на Батрака напоролся, не успели предупредить… И потом период у него такой, у Фуфеля, — старая болезнь, клептомания, обострилась. Часы со всех поснимал, не мог удержаться…
— А-а, это тот… Тараканомор! — усмехнулся Пашка, припомнив визит Угорелова. — Жалко, что он не настоящий…
— Ну, ладно, — примирительно сказал Гриша, — давай, все-таки, решать дело…
— Теперь уже поздно, — перебил Родионов. — Все эти камни, все, Гриша, до единого, со всеми своими именами находятся у Филина.
Он произнес это негромко, обычным ровным голосом, но какая-то черная магия бесспорно скрывалась за этим Филином, потому что все сразу вздрогнули и замолчали, в том числе и он сам, почувствовав на лице своем ледяное дуновение, точно сама смерть медленно махнула перед его носом своим черным крылом.
— Стой! — первым опомнился Гриша и бросился к Родионову, словно пытаясь перехватить и остановить вырвавшееся страшное слово. — Повтори, что ты сказал. Ты уверен, что у Филина? Каким же образом…
— Передал с верным человеком. Еще вчера…
Гриша обмяк и опустился в кресло. Опустился на кушетку и человек в черных очках. Повисло молчание. Наконец, человек в очках кашлянул и произнес обреченным голосом:
— Федорыч, придется и «Князя» ему отдать. Иначе нам с тобой конец.
— Хрен ему «Князя»! — твердо сказал Гриша.
— Он не отцепится, Федорыч. Ты как хочешь, а я умываю руки.
— Трус! — бросил ему Гриша Белый. — Ладно, Паша. Сколько ты за него хочешь?
— Нисколько, — усмехнувшись, сказал Родионов. Ему очень понравилось впечатление, произведенное его удачной выдумкой на счет Филина, а потому он добавил: — Мне тоже, Гриша, гробовые деньги не нужны.
— Ну и проваливай! — простился с ним старый друг. — Дурак.
Родионов спустился по мраморной лестнице. «Экая палочка-выручалочка, — думал он о неведомом Филине, который нагнал страху даже на таких закаленных и пуганных людей, — хорошее имя — Филин!»
Глава 7
Слезы
Вечером того же дня они встретились у метро неподалеку от парка.
— Я подумала, что ты мне платье принес, — улыбнувшись сказала Ольга. — Ты так потешно говорил… Ну что еще за тайны, Родионов?
Как буднично все происходит, подумал Пашка, понимая, что, может быть, эта их последняя встреча и последняя ее улыбка, которую он видит. Да и как он мог поверить, что эта чудесная золотоволосая девушка способна любить его, да еще и любить просто так. Вот уж поистине, влюбленный слеп и глух…