Обноженный
Шрифт:
Прошедший год Терентий, управитель Аннушкиной усадьбы, набирал людей. Часть, с оказиями, отправлял в Рябиновскую вотчину. Особо гожие и особо негожие: мастера и знатоки чего-либо, или те, чьё пребывание на свободе в большом городе… было, с нашей точки зрения, излишним. По сути — почти вся дворня была заменена уже два раза.
Формируя команду в поход, взял я несколько мужиков из этого набора. Надо людей посмотреть. И их самих, и оценить правильность Терентия при подборе кадров. Вот Мичура из нынешней смоленской дворни.
«Мичура» означает — «брюзгач», «угрюмец». Здесь — второе. Молчит, смотрит исподлобья. Сам… ничего особенного: рост — средний, цвет — обычный. Как в вёсла упёрлись — стало видно:
Мичура молчал долго. Гребка четыре. Николай… ему не до того — обленился совсем, ему бы с веслом совладать вровень с остальными. А вот мне… Дело не только в нарушении субординации: младший слуга должен отвечать на вопросы старшего — быстро и радостно. По Петру Великому: «… и вид иметь слегка придурковатый».
«Меня гнетут тяжёлые сомненья»: в дворню просятся многие. Отсеять откровенных бездельников, болтунов, пьяниц и нищебродов Терентий с «дворником-воротником» могут. А вот тех, кто чуть сложнее… Мошенники, аферисты, наводчики, послухи, подсылы, соглядатаи, разведчики, шпионы, стукачи, доносчики, диверсанты, просто агенты и агенты влияния, «свои среди чужих»… Чем длиннее ряд синонимов в языке, тем чаще данный этнос сталкивался с данным явлением. На Руси насчёт засланцев… почти как у эскимосов с разновидностями снега.
У меня тоже спектр широкий: от уцелевших подельников Толстого Очепа до слуг их высокоблагородной милости светлого князя Смоленского… со всеми остановками…
Кто именно из моих людей на сторону стучит — не знаю. Пока даже стука не слышу. Но — должно быть. Просто по логике.
Ну, Мичура, придумал, что отвечать?
— Не. Я с дальше. С Поозёрья. А это… Баяли — варяги тама стояли. Ещё этого… У-ух… Олега. Вещего.
Во как! Вержавск — Варяжск? Чего только люди не придумают…
— Олег-то как раз этим путём и шёл. Потому как «Вещий». Смог пути сыскать. Погулял он в те поры… У-ух… с местными бабами славно. У нас с того времени — пол-народа Олеговой крови. После вывалился с Хмости в Днепр и селище, что на нынешней Соборной горе в Смоленске было, сжёг. А иначе, кабы он ниже на реку вышел, на что ему вверх идти да селение палить?
«Легенды и мифы древней Греции». Овидия с «Метаморфозами» да Гомера с «Илиадой» на них нет. Сплошные «гераклы» — потомки богов. С приходом христианства — героев, царей, князей…
Хотя выглядит логично. Вещий Олег шёл от Новгорода к Киеву. Правда, кто когда сжёг конкретную деревушку… как жизнь на Марсе — «науке точно неизвестно».
— Брехня. Ваши завсегда к рюриковичам в родню набивались. У Олега и женилки такой быть не могло, чтоб столько выблядков понаделать. А городок по высоте назвали. Он высоко стоит, саженей тридцать от воды, от озёр. И склоны крутые: в город лезть — как на небо. Чего-нить наверх тащить — пупок надрывать, вережаться.
Туфта голимая. «Вержа» — само по себе слово. Что-то означает. Вот только не надо сюда приплетать французское verge — полосатый. Французы здесь тоже погуляют, но позже — при Наполеоне. А слово — старинное. В здешних местах есть речка — Большая Вержа. На ней Энгельгардт сельским хозяйством занимался и свои «Письма из деревни» сочинял.
Лепят как… как филологи — на слух. Ещё один из новеньких. Имя у него хорошее — Ряха. Не в смысле — «наел», а в смысле противоположности Неряхе. Я бы перевёл — «чистюля». «Перевёл» в смысле: с русского на русский. А не в смысле: «перевёл попусту». Хотя… как получиться. Мужичок чистенький, но мутненький. Два непонятных мужичка — один сильно весёлый, другой — сильно угрюмый.
Двое из одиннадцати. Хотя должно быть 12. Двенадцатым у нас Курт. Он, конечно, годовалый, но взрослого мужика с ног валит.
Конечно, не надо было брать в город князь-волка. Народ, на него глядючи… Как при побеге Лота из Содома: соляные столбы вдоль всех дорог. Потом, естественно, хотят потыкать. Кто — пальчиком, кто — палкой. А дурни кричат: «кусикасука». Не в смысле японского языка, а в смысле — «фас». Ну и дураки. Потому как Курт работает по-тихому: без оскала, рычания, предупреждения и землекопания — просто берёт собачонку за холку и откидывает в сторону. С уже сломанным хребтом.
А так-то его и невидно — спит под банкой. Не в смысле: выпил хмельного и завалился, а в смысле: под скамейкой в носу лодки.
Лодка у нас стандартная для этих мест — плоскодонка на пять пар гребцов.
Конечно плоскодонка! А как иначе? Морская ладья варягов в 12 метров длиной и 4 метра шириной, даже пустая, имеет 0.7 метра осадки. А у верховых речушек глубина — 0.5–0.3. И перекаты на каждом километре. Пойдёшь на лодии с килем — сотрёшь киль нафиг. Да и замаешься на каждой версте перекаты килем пробивать.
Опять же — волоки.
Вот как представляет себе Смоленский волок в сер. XI века писатель 20 века Валентин Иванов в своём произведении «Русь Великая»:
«… бечевой заработок, доступный, легкий: пара лошадей тащит вверх тяжелогруженую лодью, и всего-то нужен для такого дела один паренек лет двенадцати. К тому добавить работу по поддержанию бечевника, которую делали общими силами все, кто занимался промыслом, каждый в своём месте… На берегах вместо причалов поделаны для лодей взводы, они же спуски. Два бревна концами втоплены, по-смолянски — «утоплены у воду», на сухом месте к их концам прирублены другие, далее — третьи… Изнутри ходовые бревна отглажены стругами, смазаны салом. Наставив лодью, ее за корму охватывают канатами и тянут либо людьми, либо лошадьми. Лодья идет легко до конца ходов, у которых ждут длинные дроги с такими же на них ходами… Привязав лодью, запрягают лошадей столько пар, сколько нужно, и везут по дороге спускать в Днепр по таким же ходам. Дело старинное, волоковые мастера опытные, работают споро: деньги-то получают не за время, а по ряду, им выгодно скорее от одного дела отделаться, к другому приделаться. На волоке не одна артель, не две, не три. Замешкаешься — отобьют заказчика… Артельщики, не мешкая, выволокли обе лодьи по салом смазанным ходам, наставили на дроги и повезли к Днепру. Дорога верст десять, не больше. Ее прошли пешком, разминая ноги, не спеша поспевая за дрогами… Всего от воды до воды истрачено было времени часа три… Волок — всего пути голова. В Смоленской земле сошлись главные волоки: с Волги через Вазузу в Днепр; с Днепра на Угру либо с Угры в Днепр у Дорогобужа; с Угры в Десну либо с Десны в Угру у Ельни; с Днепра через Касплю в Ловать у Усвята; из Двины Западной через Торопу у Торопца в Ловать же; в ту же Двину через Касплю. С помощью этих волоков, старых, известных, с мастерами умелыми можно проплыть-проехать во все русские земли и города и во все иноземные владенья: к булгарам, арабам, туркам, грекам, латинянам в Италию, ко всем германцам, к датчанам, шведам, норманнам, французам, — словом, здесь путь во весь белый свет».
Красиво.
Полная правда! Кроме мелких мелочей.
«Артельщики… выволокли обе лодьи…, наставили на дроги и повезли к Днепру…».
Мне бы так: нигде, ни на одном волоке нет прямого выхода в Днепр. Только — в притоки.
«Повезли»… В 19 веке маленькие лодочки возили волами на телегах вокруг Днепровских порогов. Так там — сухо! Там земля — до каменной крепости высыхает! А здесь… то пески, то глина, то болотина. Или — всё разом.
Не хочу никого обижать, но вытащить варяжский драккар или кнорр на песчаный обрыв Касплянского озера… Не, сдуру можно и хрен сломать. Но на Днепровских порогах похожие кораблики не на берег тащили, а по воде пускали. Даже с риском разбить о камни.