Обо всем по порядку. Репортаж о репортаже
Шрифт:
Я этот матч смотрел вместе с тренером В. Масловым. Мы, как водится, переживали за свою команду, но не помню, чтобы в обсуждении перипетий упоминался судья. Возможно, он и ошибался, но не настолько, чтобы заподозрить в нем злодея.
Как бы то ни было, и Мержанову, и Латышеву по возвращении были предъявлены претензии в «аполитичности». Претензии такого рода не фиксируются, в лицо их не высказывают, они — в разговорчиках, в слухах, они невидимые, и это хуже всего, потому что не с кем объясниться, ты кругом виноват, хотя неизвестно, кто обвинитель.
Был и другой острый момент. В том же матче второй мяч после розыгрыша углового из-за штрафной площади мимо сгрудившихся перед воротами игроков обеих команд, которые заслоняли Яшину видимость,
Футболу едва ли не постоянно, особенно когда наступает пора решающих матчей, сопутствует нервозное окружение. Но кто-то обязательно должен оставаться уравновешенным, держать себя в узде. Чрезвычайно важен выбор руководителей делегации на больших турнирах, таких руководителей, которые реально оценивали бы происходящее, могли «отчитаться» здраво, по существу, а не искать наобум виновных, лишь бы показать собственную безупречность.
Ну и, конечно, не имеет права терять голову журналист. Это нелегко. Одно из двух: либо веришь своему глазу и разуму и на том стоишь, либо подпадаешь под посторонние влияния и в угоду им пишешь то, во что сам не веришь.
Следующий отрезок между чемпионатами мира был тоже содержательным. Киевское «Динамо», «чемпионившее» три года подряд, с легкой душой можно было считать командой, отвечавшей мировым стандартам по строю и характеру игры. Наблюдения не противоречили тому, что мы видели в заключительных матчах английского чемпионата мира, она шла по главному фарватеру. И самое приятное состояло в том, что киевляне не меняли срочно тактическую «одежду» на английский манер, они пришли к ней самостоятельно, одновременно с лидерами мирового футбола, угадав ведущие тенденции. Интересные образцы игры, не повторявшие слепо масловско-киевский, а предлагавшие ее разновидности, показывали московские клубы «Спартак», «Динамо», «Торпедо», тбилисское «Динамо». Применялись варианты с двумя форвардами и четырьмя полузащитниками, с тремя форвардами и тремя полузащитниками, тактическая дискуссионность сохранялась и в обороне, то зонной, то персональной, то смешанной. Все это говорило о биении тренерской мысли. Не существовало разногласий в том, что игра непременно должна быть активной, интенсивной, с щедрой тратой сил.
В те годы в устном общении частенько возникал вопрос: «Почему бы Виктора Маслова не назначить тренером сборной?» Такие назначения окружены тайной, как тогда, так и сейчас. Не знаю, примерялись ли к кандидатуре Маслова всерьез, хотя как было не вспомнить о нем, тренере трехкратных чемпионов страны? Если примерялись, то мне нетрудно представить причину отвода.
Виктор Александрович был до мозга костей тренером-профессионалом, начисто лишенным дипломатичности, умения произносить обтекаемые фразы, ублаготворять начальствующих лиц ни к чему не обязывающими обещаниями: «Приложим все силы», «Все от нас зависящее выполним», «Уверен, ребята не подведут». Он слишком тонко осязал, угадывал футбол: общие, для него — пустые, слова ему претили, он доверял реальным, живым обстоятельствам и ничему, кроме них. А как раз реальное мышление обычно тяготит, затрудняет, наводит скуку на тех, кто руководит издали, — дела толком не знают, удовлетворяются приятными, удобными словесными гарантиями.
Маслов терпеть не мог, когда его спрашивали: «Ну что, опять станете чемпионами?» или «Кубок, можно считать, ваш?» Он напускался на спрашивающего, гневно сдвинув черные брови: «Вы что, пустомелю из меня хотите сделать?! Вам известно, как наша команда будет выглядеть через два месяца? И как поведут себя противники, тоже знаете? И что вратарь наш не поскользнется, и наш бомбардир не порвет мышцу? Так вот, я, в отличие от
Я встречал многих, кто полагал его грубияном, путаником, с которым кашу не сваришь. Этот переполненный идеями тренер всем тем, кто под идеей понимает лозунг и реверанс, казался безыдейным. Такая была у него участь: с 1960-го по 1970-й, сделав для нашего футбола необычайно много, он слыл неудобным, в лучшем случае его называли оригиналом, но и в этом отзыве сквозило отрицание.
Никогда не спрашивал его, хотел бы он тренировать сборную. Но видя, с каким пристрастием, как зорко он за ней наблюдает, как переживает неудачи, могу предположить, что руки у него чесались. Да и был он тогда в могучей силе, если кого-то шестидесятилетие и ограничивает, то к Маслову это не относилось.
На чемпионате 1970 года в Мексике, где Маслов снова, как и в Англии, был наблюдателем, он выбрал для себя подгруппу в Гвадалахаре, где играли команды Англии, Бразилии, Чехословакии и Румынии, по- моему, намеренно, чтобы быть вдали от нашей сборной. Он слишком хорошо знал, что вмешательство, подсказки ни к чему хорошему не ведут, он и сам бы их не потерпел. Ну и чтобы не огорчаться.
А тогда сложилась ситуация, которая как раз более всего огорчала Маслова. Сборная существовала сама по себе, поодаль от ведущих клубов. Игроки приходили в сборную из клубов — динамовских Киева, Тбилиси, Москвы, из «Спартака», ЦСКА, но там линия их игры была другой.
Разговоры в журналистском кругу о том, что было бы славно Маслову поработать в сборной, возникали и из-за его человеческой колоритности, и из-за достижений на клубном поприще, но более всего они были реакцией на недоумение: почему сборная стоит особняком от клубов, выглядит отстающей, старообразной? Мы не знали, как объяснить, но это повторялось трижды.
На чемпионате 1958 года, где наша команда играла по общепринятым образцам, система четырех защитников, предложенная бразильцами, явилась новостью в равной мере для всех.
Четырех лет оказалось недостаточно, чтобы наша сборная перешла на эту систему — в 1962 году она осталась верна «дубль-ве».
В 1966 году, освоив наконец систему четырех защитников, она повторяла расстановку бразильцев восьмилетней давности, а за это время лучшие команды продвинулись вперед.
И в 1970 году, даже если считать, что схематически игроки были расставлены согласно новым требованиям, схема не ожила, осталась схемой, не объединила, не слила воедино футболистов, чувствовался разрыв между защитой и нападением, которые порознь занимались своим делом.
Там, на «Ацтеке», был сыгран матч, который для меня до сих пор, хотя прошло много лет, остается в памяти катастрофой, неким Ватерлоо. Это матч с уругвайцами в четвертьфинале. Ни с того ни с сего в составе появились пять защитников. Сам по себе факт мог и не быть криминальным, если бы у команды было надежное взаимодействие. Но когда и без того игра сшита на живую нитку, прибавление еще одного защитника равнялось капитуляции, безверию, ставка делалась на оборонительную надежность.
Это еще можно было бы понять во встречах с командами Бразилии, Англии, ФРГ. Но с Уругваем? Заранее ясно, что команда не из инициативных, что она сама согласна сидеть в осаде, ловя случайные шансы. Да и психологически подоплека (она бывает у каждого матча) складывалась в пользу наших мастеров. Над уругвайцами не могла не нависать память о пяти встречах, предшествовавших этой, в которых советская сборная без промаха и без особых затруднений одерживала победы, в том числе на первенстве мира 1962 года и дважды в Монтевидео в окружении злотемпераментных трибун «Сентенарио». Мне дважды приходилось писать отчеты о матчах СССР—Уругвай, и это была нетрудная задача, игры принимали односторонний характер: уругвайцы понятия не имели, как с нашими играть на победу, во избежание худшего избирали нулевой вариант, но выхлопотать его им не удавалось.