Оборотень

Чигиринская Ольга Александровна

— Я не понимаю… чего вам надо? — Таня снова посмотрела по сторонам. Как назло, в сквере никого не было. Мужчина спокойно продолжил:

— Ничего особенного. Меня, собственно, интересует ваш муж.

«Бандиты… — мелькнуло у Татьяны, и она похолодела. — Это бандиты. Валера наделал долгов или у него захотели отобрать дело, или…».

— Я не знаю, где он, — поспешно сказала она. — Я от него ушла.

— Правильно сделали, — рассудительно сказал незнакомец. — Вы уже в курсе, что он чудовище?

— Что?

—

Оборотень. Волк в человечьей шкуре.

«Они все сошли с ума», — тоска и ужас разливались по солнечному сплетению.

— Что вы несете? — проговорила она.

— Я понимаю. В это трудно поверить. Да можете и не верить, главное — донесите до него мысль, что он должен убраться из города. Кстати, вы беременны от него?

Таня рефлекторно прикрыла живот рукой.

— Это не ваше дело.

— Мое. Я поставлен следить, чтобы животные в облике людей не засоряли город. Если вы собираетесь родить щенка, то вам придется убираться тоже. Но мой вам совет: сделайте аборт. Даже если родится девочка, она передаст заразу потомкам.

— Вы с ума сошли?

— С ума сошли вы, если хотите выносить и родить щенка, — теперь этот человек был по-настоящему страшным, он говорил кошмарные вещи самым будничным голосом, как будто справку о составе семьи выписывал или накладную диктовал. — Если уже поздно для аборта, можно ещё сделать искусственные роды. Или дождаться обычных и придушить выродка подушкой. Я могу вам помочь в этом, если хотите. Я понимаю, сантименты, гормоны, но русская женщина не должна плодить выродков.

— Вы ненормальный! — Таня хотела встать, но незнакомец сильным толчком отправил её на скамейку.

— Вы уйдете отсюда, когда я это позволю.

Таня всхлипнула от ужаса.

За оградой прогрохотал очередной трамвай. Таня поняла, что если закричит — то вряд ли кто-то придет ей на помощь…

— Эй, ты, — послышался голос в конце аллеи. — А ну, отвали от моей жены.

Между зарослями сирени стоял Валера. Слегка сутулился, сжатые кулаки оттягивали карманы пиджака. Очень грозным и сильным выглядел он, однако незнакомец лишь улыбнулся, и что-то щелкнуло в его руке.

Валера сначала шатнулся назад, потом попытался сделать шаг вперед — и сложился пополам. Таня почувствовала запах пороха и увидела в руке незнакомца пистолет с глушителем.

Крик родился в ней сам собой, завибрировал в горле, но кто-то легко перемахнул через забор и, приземлившись сзади, стиснул Танино горло наманикюренной рукой.

— Тц-тц-тц, нехорошо так шуметь в общественном месте, — промурлыкали у неё над ухом. Таня почувствовала приторный запах духов, и от этих двух запахов, пороха и духов, её стошнило.

— Фу-у! — руки немедленно отпустили, Таня упала на колени на гравий. — А под оборотнем лежала — не блевала?

Валера не умер. Он ворочался, пытаясь подняться, и гравий хрустел под ним, подплывая кровью. Одна рука вытянулась

вперед и сжималась судорожно, взрывая в пыли и щебенке борозды.

И Таня видела ясно, как в бинокль, что эта рука покрывается густой шерстью и на ней отрастают когти.

* * *

— Кошмарить оборотней? — Лидия кисло усмехнулась.

— Ну да. Генрих обещал, будет весело. Они с Гретой задержат блохастого и его сучку до темноты, а потом мы немножко поиграем.

Лидия поморщилась. Это времяпрепровождение казалось ей идиотским. Ради него не стоило просыпаться засветло, глотать подогретую консервированную кровь и тащиться куда-то на другой конец города. Это для глупого молодняка вроде Жанны, а не для неё, солидной ведьмы с двухсотлетним стажем.

Но для вампиров в зачет идет только стаж, отсчитанный с начала обращения. А этого стажа у Лидии было — без году неделя. От неё ожидали подчинения, и она, скрепя сердце, подчинялась.

— Я только ванну приму, — сообщила она, и Жанна, кивнув, завалилась в кресло, приготовилась ждать.

* * *

Валера не умер. И не превратился в волка. Он сделался кем-то вроде питекантропа, какими их рисуют в книжках — кряжистый, черный, лохматый, длиннорукий.

Он вскочил и швырнул пулю обратно в незнакомца. Потом бросился вперед, сшиб чужака с ног, выбил из рук пистолет, швырнул об стену приторную когтистую тетку, перехватил Таню за талию, одним движением забросил себе на спину и помчался прочь огромными скачками. Немногочисленные прохожие шарахались во все стороны, пока он не нырнул в лабиринт гаражного комплекса.

Таня не успела разглядеть, каким стало его лицо. Заметила только черную шерсть, белые клыки и яркие изжелта-зеленые глаза.

Что самое удивительное — она так и не выпустила сумку. Зато уронила туфлю.

В первые секунды этой скачки она не чувствовала ничего, кроме огромного облегчения и дикой радости, что Валера прибежал, успел, спас, и что он жив, не застрелен, и что он… да, что он оборотень, такой замечательный оборотень, сильный и ловкий, и от него так чудесно пахнет псиной!

Но прошло совсем немного времени — и у неё заболел живот, упирающийся в Валерино плечо, и она поняла, что дышать ей трудно не от радости и не от страха, а от дикой тряски.

— Валера! Валер, отпусти меня, я сама побегу! — она похлопала его по спине и он остановился. Широкие бока ходили ходуном, и вроде бы Валеру слегка пошатывало.

Они находились между гаражами на спуске; справа высилась опора ЛЭП, слева сбегали с холма корпуса вагоноремонтного завода.

— Опусти меня, — вновь попросила она, и Валера опустил. Отвернулся, чтобы она не видела его лица.

— Да брось ты, — Таня взяла его лицо в свои руки, поцеловала в черный собачий нос. — Дай я посмотрю, куда тебя ранило.