Оборотень
Шрифт:
Бандитская парочка удивленно посмотрела на Рыбакова.
— Не понял, — признался Круглов.
— Сейчас поймешь. Это я тогда с группой захвата на Волхонку выезжал. И Опанаса из кольца выпустил. И баксы вынести ему позволил. Он этого не забыл. А когда пришло время расчета — Кных его пришил. На час меня опередил, падла! Вот поэтому он мне и нужен.
— Теперь усек, — заверил экс-гэбэшник. — Вставляй чеку.
— Пусть этот дебил чай допьет! — потребовал Рыбаков.
— Что?..
— Пусть Бакс допьет чай. На дне чека, если еще не растворилась.
— Пей! — толкнул Круглов напарника.
Бандит вскочил, приложился к пол-литровой чашке и стал пить торопливыми глотками, запрокидывая голову.
— Чеку не проглоти!
Улучив момент, Рыбаков ударил Бакса по горлу — так, что тот поперхнулся, выронил чашку и захрипел.
— Тебе мало? — повторил его же недавние слова Рыбаков. — На еще! — оттянув воротник свитера, он опустил «лимонку» головорезу за пазуху.
На голове Бакса зашевелились волосы. Не в силах кричать, он схватился за горло и обреченно закатил глаза. Круглов бросился на пол. Несколько секунд стояла мертвая тишина. Рыбаков спокойно надел куртку, задернул «молнию».
— Не бойся, Сева, — успокоил старлей. — Она не настоящая. Я ее у пацанов во дворе забрал. — Резкий удар наотмашь отбросил Бакса метра на два, после чего бандит остался лежать неподвижно. — Ну, ты и напарника себе подобрал!
Круглов медленно встал на четвереньки, покосился на «узи».
— Скажи своим архаровцам, чтобы не провожали, — потребовал Рыбаков и протянул Круглову рацию.
— Шалов… Шалов… как слышишь меня?.. «Нормально слышу!» — раздраженно ответил окоченевший охранник.
— Передай, всем оставаться на местах. «Понял!»
Опер спрятал автомат под куртку.
— Пойдешь впереди. И попробуй дернуться!
Вышли чинно, словно старые приятели. С неба сыпал мелкий снежок.
— Вот что, Сева, — заговорил Рыбаков, когда они отошли на почтительное расстояние и поравнялись с перелеском. — Тому, кто подрядил тебя на встречу со мной, скажешь так: если с моей головы упадет хоть один волос, все бумаги и микропленки уйдут по назначению. Уйдут, заметь, к таким людям, которые всех вас на одну ладошку положат, а другой прихлопнут. Кныху передай, что мне ничего не стоило отрезать ему голову и продать ее в МВД за миллион «зеленых». Но я хочу получить свой законный «лимон» от него лично. Ясно?
— Найдутся люди, которые заплатят тебе больше, — забросил удочку Круглов.
— На первое время мне и этого хватит. А об остальном я договорюсь с Кныхом.
— Кных — шизанутый.
— Тем лучше. Людям, о которых ты говоришь, я не верю. Политики приходят и уходят, а бандиты остаются. Я ведь мент, Сева. Меня мои подопечные кормить должны, а не мифическое государство и не старый пердун Акинфиев, для которого я ловлю каких-то сатанистов или маньяков, убивающих направо и налево из спортивного интереса. А ну, постой…
Они остановились на заснеженной тропинке, по обе стороны которой высились стройные сосны.
— Потанцуем? — тоном влюбленного гея предложил Рыбаков.
— Как это?.. — опешил бывший гэбист.
— Под музыку? — Рыбаков выхватил «ТТ» и нажал на спуск, целясь Круглову в ноги.
Бандит подпрыгнул. За первым выстрелом последовал второй. Очумевший Круглов отскочил в сторону. Третий! Он отпрыгнул назад.
— Охренел?! — истерично прокричал танцор, когда «музыка» умолкла. В кармане у него запищала рация.
— А еще и говорят, мол, «Токарев» устарел! — воскликнул Рыбаков. — Восемь «маслят» — и ни разу не заклинило. Еще есть?.. А то давай продолжим?.. Именно поэтому его облюбовали киллеры. Бывает, конечно, заклинивает. Но такую пушку больше в дело не берут. А ты ею своего охранника вооружил, который должен твою спину прикрывать?.. Ответь архаровцам, слышишь, звонят!
Круглов достал передатчик.
— Шалов! Отбой!.. Мы тут… на зайцев охотимся.
«Я так и подумал», — насмешливо отозвался охранник. Они направились дальше, к ступенькам платформы.
— Вот видишь, Круглов, — продолжал опер, — все хотят жить, размножаться, есть бутерброды с икрой — даже полковники юстиции. Я сразу понял, что никто на Калитина не покушался. И никакой Грач не воскресал, а кости его сгнили. Зато у Калитина появилась возможность все, что связано с Кныхом, прибрать к рукам, а адвокаты Перельмана в случае чего докажут: мол, Грач — мертвее мертвого, и на депутата возводят напраслину. Рачинскому за лжесвидетельство о воскресшем Граче обещана жизнь, хотя пришьете вы его и правильно сделаете. Крупно играете, ребята! А опер Рыбаков на зарплату должен жить или разовыми подачками пробавляться?.. Нет, дорогой! Ни хрена у вас не выйдет, можешь своим так и передать. Не для того я вас всех раскручивал. В долю вхожу! В большую долю. Чем я хуже вас? А вы волки. Чурбанов по сравнению с вами — пай-мальчик.
Издалека послышался гудок приближающейся электрички. Рыбаков отдал Круглову «мини-узи».
— Забери свою дуру. Извини, обойму по дороге потерял. Будешь назад идти — поищи в снегу, может, найдешь… Телефон мой вы знаете. Дальше я буду иметь дело только с Кныхом. Точка!
Круглов хотел ему что-то сказать напоследок, но опер повернулся к нему спиной и зашагал к головному вагону.
28
Ярко-оранжевый диск. Кажется, это было на закате? Душно… Разве могло быть душно в мае?.. Лучше так: жарко, безветренно, но дышится легко. Свежая сочная листва… Нет, никакой листвы! Обратная перспектива. Семь бритых затылков на первом плане. Все в серых тонах. По мере удаления — цвет ярче. А в центре — самое яркое пятно: синяя машина… капот открыт: человек, склонившийся над мотором… девушка.
Андрей Симоненко отложил грифель, вытер руки тряпкой и сел на перевернутый бутылочный ящик. Размеченный холст походил на мишень. Картина должна была называться «Зов смерти». Испитой, осунувшийся, почерневший и постаревший лет на десять, он не выходил из конторы знакомой начальницы винного склада, арендованной под мастерскую, уже трое суток. Кроме лампочки без абажура, обшарпанного школьного стола и рефлектора с открытой спиралью, здесь было большое овальное окно, которое давало возможность писать при дневном свете. Картина должна была стать лучшей из тех, что были написаны, и из тех, что написаны еще не были. Только так и никак иначе!