Оборотень
Шрифт:
— Я все знаю.
— Да ну? — подмигнул Круглов Баксу. — И что именно?
— А что тебя интересует?
— Крутой, — констатировал Бакс, выпустив струю вонючего дыма.
— Крутыми бывают только повороты с яйцами, — хмыкнул Рыбаков.
— Говори, что тебе известно, а мы поглядим, отпустить тебя или в прорубь опустить, — забеспокоился Круглов.
— Известно?.. Я же сказал — все.
Удар кулаком в ухо повалил старлея на пол. Он хотел вскочить, но Бакс поддел его ногой, опрокинул навзничь. Подвернувшаяся табуретка спасла от очередного удара, но
Повисла гнетущая тишина.
— Ну что, мент? — разорвал ее Круглов. Теперь он был само спокойствие. — Понял, кто в этом доме хозяин?.. Отпусти его, Бакс.
Опер тяжело поднялся, сел на подставленную табуретку, ощупал ребра.
— Мне позвонила какая-то женщина… назначила свидание, — признался он виновато. — Я парень холостой, сами понимаете.
Бакс направил на старлея пистолет, но Круглов жестом остановил его.
— А он у тебя опять не заклинит, Бакс? — вытерев тыльной стороной ладони кровь с губы, спросил Рыбаков и обхватил руками живот — в точности, как это делал иногда Акинфиев.
Бакс и Круглов переглянулись.
— Ладно, — кивнул Kpyглов.—Это все или что-нибудь еще? Рыбаков поморщился, качнулся из стороны в сторону и поднял на него насмешливый взгляд.
— Всеволод Валентинович, вы же майор нашей советской государственной безопасности, а не какой-нибудь вышибала из кабака или тупорылый охранник депутата. Должны понимать, что я знаю гораздо больше, чем то, что даст вам повод утопить меня в проруби. И если я сюда приехал, то я отсюда и уеду, будьте покойны.
Спокойный тон и недвусмысленный намек произвели должное впечатление.
— Ну-ну, — закинув ногу на ногу, с интересом посмотрел на опера Круглов. — Кажется, ты интересовался Кныхом?.. Насколько мне известно, он бандит, при чем же здесь…
— Как же вы здесь оказались, если знали, что меня интересует Кных?.. Ладно. Я не прочь потолковать с представителем структур, которые его прикрывают.
Бакс хохотнул, достал новую сигарету.
— Что-то не пойму, о каких структурах ты… — начал было Круглов.
— Не понимаете?.. Я сейчас попытаюсь объяснить доходчиво — специально для вас. Кныху делают крышу менты. Не такие, как я, конечно — посерьезнее. Генерал-майор Карпухин из областного управления, например. Или охранные фирмы — такие, как «Кипарис» во главе с Букельским. Не знаю, кто там обеспечивает спевку с чекистами — вы или ваш коллега Юшков…
Кстати, капитала, что взяли на Волхонке, хватило на избирательную кампанию Перельмана? Или казначею Крапивину пришлось прокручивать эти баксы… — он посмотрел на застывшего с незажженной сигаретой подручного Круглова. — Прошу прощения за невольный каламбур… прокручивать через фирму «Сарагоса»?.. Но черт с ним со всем, лично мне весь этот «спрут» глубоко до фонаря. Я не политик. И даже не чекист. Я — мент, опер. С точки зрения вашего умного товарища —
Рыбаков говорил тоном терпеливого педагога, вдалбливающего простой материал в голову тупого ученика.
Круглов при этом цинично усмехался, барабанил ногтями по столу, качал головой или пытался перехватить взгляд совершенно ошалевшего Бакса, но по мере неторопливого монолога в глазах его мелькало что-то жесткое и весь он напрягался, превращаясь в зрение и слух.
— И зачем же, позволь спросить? — только и вымолвил бывший гэбист.
То, что он не пытался ничего опровергать, Рыбакова насторожило.
— Об этом я скажу ему сам, — кратко ответил опер.
— Подай ему Кныха, Сева, — хмыкнул Бакс и наконец чиркнул спичкой. — На тарелочке с голубой каемочкой. Желательно пьяного и связанного. Он его возьмет и в МУР приведет, ему за это премию выпишут.
— Хватит, — раздраженно зыркнул на него Круглов. — И кому, кроме тебя, Шерлокхолмс Пинкертонович Томин-Зна-менский, еще известна вся эта хреновина?
— Хреновина, Донкарлеон Алькапонович Козаностринский, — отчеканил Рыбаков, — известна юным пионерам да Агате Кристи с Сименоном. А мне известны факты.
— Тебе мало? — прогудел Бакс и угрожающе привстал.
— Слушай, мент, — побагровел Круглов. — Что-то я не пойму, в какую игру ты играешь? Ты дурак или работаешь на дураков?
— Я работаю на себя. И я не дурак. Просто я еще не все сказал.
— Так говори, не стесняйся! Я сюда не в бирюльки играть приехал!
— Да скажу, скажу… — скрипнул зубами Рыбаков. — Твой каратист долбаный… в общем, я уж тут сижу, сижу… упираюсь из последних сил…
Бакс понял, о чем речь, и заржал, да так заразительно, что Круглов улыбнулся.
— Ну так в чем дело? Иди! — великодушно позволил он.
— Бакс пусть проводит, а то еще убегу, — сказал опер и, схватив куртку, засеменил к двери.
— Там есть кому присмотреть, — ухмыльнулся Бакс. — Куда ты, на хрен, денешься!
— Шалов, присмотри за гостем, — послышалось сзади. Старлей оглянулся. Комната одна, кто тут мог еще быть?! Круглов держал в руке многоканальную рацию «Кенвуд».
На улице заметно похолодало. Над сторожкой низко висел месяц, на темном небе кое-где виднелись звезды, снег отливал золотыми искорками. Силуэты охранников маячили справа и слева, где-то поблизости перетаптывался еще один: ветер доносил ароматный дымок американских сигарет.
«Связь… —думал опер. — Разговор прослушивался? Едва ли. Круглов же выключал рацию, иначе какой смысл было отдавать команду меня „пасти“…»
Он отошел шагов на десять, присел за сугроб, в который перед тем, как войти отшвырнул «лимонку». Глаза привыкли к темноте. Ближайший охранник сплюнул и отвернулся. Остальные могли видеть его только в бинокли, если они у них имелись. Рука ушла по локоть в сугроб. Пока удалось нащупать обжигающий на морозе металл, пальцы онемели. Вдруг совсем рядом скрипнул снег под тяжелыми башмаками. Рыбаков успел спрятать «лимонку» в подшитый к поле куртки карман, в котором иногда носил свой «Макаров».