Оборотень

Сурская Людмила

— Сударыня, прошу, не пугайтесь, я не сделаю вам никакого лиха, понимаете у меня безвыходное положение. — Проговорил он, долго переминаясь перед этим с ноги на ногу, и обессилено обнимая ствол берёзы.

— С чего вы взяли, что я вас боюсь. Подойдите ближе, если в моей власти оказать вам помощь вы её получите. — Пообещала невидимая собеседница.

— Что ж вы так ночью гуляете одна, подвергая себя опасности? — подсел он к ней.

— Кому я нужна такая, ко мне приблизиться-то побрезгуют, — горько вымолвила она, поднимая и обращая к нему своё лицо. Чувство, похожее

на желание заплакать, пожалеть себя стеснило её грудь и звенело в голосе.

Граф еле справился с охватившим его ужасом, чтоб не отшатнуться. Он ясно почувствовал, как от внутреннего потрясения побежали холодные мурашки по спине. Пол лица девушки составляло зажившее, корявое месиво. Вот теперь он понял, где находится.

— Помилуйте княжна…

— Что напугались граф? — справившись с борьбой чувств, ровно встретила она его вопросом.

— Да нет, не очень. Поначалу было немного неприятно, но потом отпустило. Я слышал эту историю, княжна Софья. Вам, сударыня, больше след бояться меня. Моё уродство внутри и с лица его не разглядеть, а оно намного страшнее вашего. — Придержал он рукой часто застучавшее сердце.

— Вы полагаете? — наклонила она голову не веря ни единому его слову, ведь перед ней сидел граф Ветров.

— Полагаю княжна. Перед вами злодей.

Наступило немного неловкое молчание, Она, задержав на мгновение на нём взгляд, словно раздумывая, сказать или нет, всё же произнесла:

— Видите ли, граф, моя жизнь утекает между пальцев в этом парке. Здесь похоронены мои мечты. Я не бываю в свете, далека от сплетен. Что с вами произошло? «Надо же, превратности судьбы, известный красавчик, любимец женщин, граф Владимир, который никогда не смотрел в мою сторону, просит у меня убогой помощи».

Он, глядя мимо неё, на запутавшуюся в ветвях луну, подумал: «Невозможно представить, сколько этот ребёнок настрадался. Какой коктейль из боли и обид намешан в её душе. Одним мигом у неё отобрали надежду и будущее. Помню: симпатичная, жизнерадостная у неё была мордашка, но мне не было дела до неё».

— Есть хочу, спать хочу. Опять же морозит что-то, должно быть простыл. Неделю где придётся таскаюсь, без средств, крыши над головой и еды. Жизнь хуже собачьей. Помогите, если можете, Софи. Надо подумать, что делать дальше мне со своей нескладной судьбой, а сил нет. Возможно, сама судьба меня привела к вам, смилуйтесь. Во всей Москве нет человека, желающего мне сейчас помочь.

Она, придерживая на изуродованной половине лица шарф, внимательно посмотрела на него. «Молодой мужчина, что сводил с ума всю женскую половину Москвы своей красотой, безрассудством и удалью. Занимающийся только развлечениями, охотой, дуэлями и использующих женщин лишь для забавы и интересующийся в них лишь с одной серьёзной половиной, естественно, не бескорыстной — приданным. Только кто из нашего полка об этом когда думает. А вот сейчас бы я купила его, да ведь разве кто позарится, даже за бешеные деньги, на такое пугало».

— Я войду в дом и открою вон то крайнее окно. — Пообещала она. — Встаньте там.

Владимир ждал. У него не было выхода, надобно было не иметь совсем не капли ума, чтоб отказаться от предложенной ей помощи. Оттолкнуть протянутую руку, да ни за что, лишь бы она не передумала. «Мерзкая, дождливая, холодная осень». — Передёрнул он плечами. Граф чувствовал, как простудный озноб охватывает тело, уже понимая, что если Софья откажет ему, он пропал. Погрузясь в эти печальные размышления, Владимир почти паниковал. Но окно открылось и он, преодолевая ломоту во всех конечностях, забрался в него. Девушка повела его наверх, в свои комнаты. Он, боясь упасть, рухнув на стул, уронил горячую голову на руки.

— Граф, вы горите, — потрогав его лоб, забеспокоилась княжна. — Немедленно раздевайтесь и в постель. Я помогу.

Он, хватая её за руки, молил:

— Княжна, я могу где-то в уголке… Прошу прощения за беспокойство, поверьте, у меня нет выхода. Умоляю, не выдавать меня, случись мне быть без сознания.

— Насчёт этого не беспокойтесь. Ложитесь на мою постель.

— Княжна не надо… — взмолился он, напрочь отказываясь от такой услуги.

Но она мягко заметила:

— Извольте слушаться, сударь. Вы у меня в гостях. Лежите тихо. Я спущусь, принесу мёд, малину, травы. И поужинать вам.

Когда она вернулась, он с усилием ждал, глаза почти закрывались. Болезнь и усталость хозяйничали в теле, беря в оборот.

Она обеспечивала уход со всем старанием.

— Давайте приподнимайтесь. Ешьте. Не торопитесь. Потихоньку, я помогу.

— Что-то меня совсем развезло, — горячими сухими губами вяло прошептал он.

— Поправитесь. Пейте липовый чай с малиной и мёдом. — Подала она ему кружку. — Не волнуйтесь граф. Там в умывальной комнате стоит ночное ведро. Я принесла папенькины носки и горчицы, сейчас насыплю и одену на ваши ноги. Утром будет легче. Давайте укрою одеялом. Чтоб пропотеть. Спите граф.

Она заботилась о нём, как о ребёнке. За ним так никогда, никто не ухаживал и он совершенно размяк. Матушка умерла рано, а больше он таких ласковых рук не встречал на своём лице.

— Софи, да не прячьте вы ту сторону лица, привык я.

— Неправда к этому не возможно привыкнуть. Но…что ж с этим теперь делать. Я понимаю — среди нормальных людей мне не место. Хотела жизни себя лишить, но потом перегорело. Подумала грех то. Зиму переживу. Тёплого солнышка дождусь и со странниками бродячими уйду. Весной их много дорогами судьбы бредут. Буду жить их жизнью, богу молиться и милостыню просить.

— Ты глупость задумала. Не надо горячиться. Внешнее уродство оно заметнее, неужели моё, внутреннее. Горечь от моего увечья подходит к горлу. Кипит с такой силой, что вот-вот задушит меня.

— Полноте граф. Вам ли жаловаться. Вы благополучны и богаты. Спите, вам непременно надо отдохнуть. Поправитесь и расскажете, что с вами неприятного приключилось. А сейчас не стоит себя беспокоить.

— Нет сейчас, немедленно, меня разрывает всего эта муть.

— Хорошо, хорошо, только не нервничайте так. — Погладила она его по вздрагивающей руке. — Раз так надо вам поговорим. Я слушаю.