Оборотень

Трапезников Александр

– Тим, дорогой, Жора мне все-все рассказал, - порывисто произнесла Лара, словно они виделись лишь вчера, а не прошло почти пять месяцев. Бедная, бедная девушка, и как хорошо, что ты принимаешь такое участие в ее судьбе. Что можно для нее сделать?
– только теперь Тероян увидел трущегося о ее ноги кота Бетеэра, который шел за ней все это время по дорожке, игнорируя навострившего уши дога.
– Жаль, что она не приехала вместе с тобой!

– Мы еще встретимся, - промолвил Тероян.
– Когда ей станет лучше.

– Конечно, обязательно!
– воскликнула Лара.
–

Кушайте клубнику, это первая.

Она присела на несколько секунд на скамью, вздохнула, встала.

– Ну, не буду вам мешать, секретничайте. Тим, зайди попрощаться перед отъездом...

Они оба смотрели ей вслед, как она идет, неся искалеченную руку, будто бы прижимая к груди нечто бесконечно дорогое, бесценное, боясь, что оно упадет на мраморные плиты дорожки и разобьется вдребезги. В тот же путь за Ларисой отправился и белый кот, мяукнув на прощанье Терояну и взглянув на него желтым глазом.

– Давай о Хашиги. Мало времени, - сказал Тим.

– Так вот. Твоя Глория, оказывается, связана с очень интересным человеком, - Юнгов проглотил ягоду и пододвинул блюдо приятелю, но тот даже не взглянул на него.
– Зря, клубника вкусная. То, что он иранский миллионер и живет возле Медвежьих Озер, ты уже знаешь. Это километров в десяти ниже той харчевни, где ты встретил девушку, и чуть левее проселочной дороги, по которой ехал. Не скажешь, кстати, откуда?

– Не тяни Бетеэра за хвост.

– Ладно. Тогда держись за стол, чтобы не упасть. Потому что дело это может быть не столько уголовным, сколько государственного масштаба. Я не шучу. Хотя доктор Саддак Хашиги фигура и не афишируемая в прессе, но о нем кое-что известно. Например, то, что с ним встречается мэр Москвы. И Санкт-Петербурга, кстати, тоже. К нему ездит в гости кремлевский джокер Чумичко. Или на поклон? Догадайся сам. У него бывают многие политики.

– Почему?

– Утром я был у своего приятеля-депутата, члена думского Комитета по национальной безопасности. Хашиги, конечно же, находится в поле их зрения. Потому что этот чертов супериранец, а по другим данным американец, и он же житель солнечного Израиля, владеет вместе со своей корпорацией "Абуфихамет", или кто там за ней стоит?
– примерно девятью процентами национального достояния России. Еще с десяток таких "Абуфихаметов" - и пирог разделен. Ты понял?

– Этого не может быть, - произнес Тероян.

– Запросто, - усмехнулся Юнгов.
– Знаешь, как сейчас все это просто делается? Ну, допустим, Хашиги - подставное лицо, тоже чей-то слуга, но его корпорация уже прибрала к рукам, через других подставных лиц, через фирмы, филиалы, банки - акции в промышленности, оборонке, имеет концессии на разработку недр, нефтедобычу, золота, ну и так далее. И все это варится в огромном адском котле, кухни которого мы не знаем. И вот визитная карточка этого доктора Саддака Хашиги оказывается в кармане твоей потерявшей память девушки.

– Может быть, она оказалась там случайно?

– Я бы не строил иллюзий. Случайного в этом мире ничего нет. Наверное, даже то, что именно ты встретил ее - тоже не случайно, - Юнгов произнес эти слова с какой-то печалью в голосе. Он с сожалением смотрел на своего школьного приятеля.
– Ну, что будешь делать, Тимофей Троин?
– редко кто и когда называл его так, по-старому.
– Заметь, все что я тебе рассказал, - не секрет, наверху об этом всем известно. Ну идет процесс, и пусть себе идет. Таких Хашиг по всей стране, чужих и доморощенных, десятки тысяч. Но некоторые Хашиги сливаются, как ртуть, в одну большую Хашигу. А в конце концов всех нас ждет самая огромная, единственная Хашига. Вот тебе и весь сказ.

– А можно встретиться с твоим депутатом? Расспросить поподробнее? произнес Тероян.

– Можно. На той неделе, - согласился Жора.
– Оцени масштабы моей дружбы к тебе.

– Оценил.

– Мой тебе совет - отправь девушку в больницу, - мягко сказал Юнгов.

– Нет, - и Тероян наконец-то прикоснулся к сочным ягодам, напоминавшим крупные сгустки крови.

– А что будешь делать?

– А вот хочу сейчас взглянуть на эту Хашигу, хотя бы издали, - и Тероян поднялся со скамьи.
– Поедешь со мной?

– Поехали, - легко согласился Юнгов.
– Куда ж я тебя одного отпущу? Еще разобьешь что...

Простившись с Ларисой, Тероян задним ходом выехал через ворота, вслед за уже развернувшимся "Москвичом" Юнгова. Его сестра неподвижно стояла в дверях бомбовидного дома, а по обе стороны от нее, столь же каменно и, казалось, навечно, застыли огромный черный дог и белый пушистый кот. И Терояну вдруг на миг почудилось, что это стоит Глория, так похожи были издали их фигуры, и у него отчего-то защемило сердце.

Они ехали к Медвежьим Озерам через деревушки, оставленные вдали от Ярославского шоссе, и чем дальше они удалялись от центральной трассы, тем беднее и грязнее становился их вид. Редко в которых из них сверкали церковные купола, и только этот золотой цвет солнца да осиянные кресты как-то скрашивали унылость и обреченность жизни. Лишь они еще не были отобраны у разоренного, вымученного, обреченного на заклание народа, ковыряющегося на своих убогих огородах, бредущего куда-то с сумой, глядящего из-под руки на уносящиеся машины. Несчастные русские люди, не понимающие за что, почему они вновь подвергнуты столь жестоким мукам? В чем снова они провинились перед "мировым сообществом", чтобы опять выдерживать удары сатанинских сил, проламывающих бреши в России? И откуда вдруг взялось столько новых предателей, твоих же сыновей и дочерей, ставших в одночасье оборотнями и вампирами, сосущими последнюю кровь из родной земли? Кто и по чьей воле вынул у них разум?

Поля, по которым они проезжали, отличались удивительной особенностью, свойственной русской равнине: с разных точек все вокруг виделось совершенно по-разному, словно через каждые сто метров ты попадаешь в новое царство-королевство. Вот вроде бы один горизонт, а проедешь чуть дальше - и он уже совсем иной, и все кругом другое, необычное, любопытное, ласкающее взгляд. Нет того европейского однообразия, когда целый час едешь по какой-нибудь сельской Германии - и все вокруг одно и то же, одно и то же. Скука.