Оборотень
Шрифт:
Тероян сидел не шелохнувшись, не спуская глаз с приемника, словно надеясь, что сейчас диктор извинится и скажет что-то другое. Но уже пошла веселая музыка, а писклявый певец стал уверять кого-то в своей любви. Он не видел, как Глория выключила приемник и села рядом, обняв его за плечи. Он находился в каком-то трансе, чувствуя, что сознание его блокируется. Руки дрожали, а сердце колотилось, как сумасшедшее.
– Тим!.. Тим!..
– позвала его Глория. Он повернул к ней свое лицо-маску. И лишь на миг мелькнули ее глаза.
– Тим, - повторила она, тормоша его за плечи. Но он не отвечал, не в силах выйти из своего состояния. Он понимал, что теряет разум, и ничего не мог с этим поделать. Сознание уходило из него.
– Тим!
– крикнула Глория, а он услышал лишь какое-то отдаленное эхо, словно находился где-то высоко в горах, среди чистых и белых снегов, созерцая раскинувшийся под ним мир. Ему было спокойно там, наверху, и он с удивлением смотрел на Глорию. Он улыбнулся ей, а она почему-то ударила его по щеке. Зачем? Что это изменит? Если хочешь - поднимайся ко мне. Хочешь и мы прыгнем вместе вниз.
Глория ударила его еще раз, а затем прильнула к его губам, целуя их, кусая, вдыхая в него свою жизнь, всю свою душу. Она плакала, и его лицо было мокрое от ее слез. И он почувствовал, что сам плачет - вместе с ней.
– Ну наконец-то...
– прошептала она.
– Я так боялась... Он поцеловал ее, такую родную и близкую, спасшую его от безумия.
– Все в порядке, - шепотом ответил он.
– Не плачь... Они держали друг друга, как два скалолаза, зависших над пропастью, связанные одной веревкой. Время теперь ползло медленно. Потом Глория раздела его, провела в ванную, и он встал под струю холодного душа, чувствуя, как возвращается к нему его воля. Жизнь продолжалась...
Гибель друзей, которых он вовлек в это дело, уже ничего не могла изменить. Тим теперь думал о Маше, о том, что она осталась наедине со своим слепым сыном, почти в одночасье потеряв двух других сыновей и мужа. Какая страшная трагедия происходит в ее душе, какие муки она испытывает?.. Олег, беспощадный, благородный воин, вынужденный служить оборотням, но вставший в конце концов против них... И Шелешев... справедливый разбойник, провидец, поднявшийся на свой крест, спасавший Россию как он это умел... Тероян думал о них, и тоска наполняла его сердце, и к горлу снова и снова подступал горький ком.
– Надо позвонить Маше, - сказал он, но рука не смогла опуститься на трубку телефона. А где сейчас Юнгов? Может быть, и его уже нет в живых?
– Что нам теперь делать?
– спросила Глория.
– Бежать?
– Куда?
– усмехнулся он. Горькая складка легла у него в уголках губ. Телефонный звонок оборвал его мысли.
– Ну наконец-то!
– выдохнул он.
– Ты где?
– Слушай меня внимательно, - голос Юнгова звучал тревожно.
– Ты уже знаешь, что произошло с Олегом и Владом?
– Да.
– Тим, нас всех это ожидает. Я знаю, кто убил Олега. Не могу больше говорить. Я жду тебя на проспекте Мира в начале Крестовского моста. Если через двадцать минут ты не приедешь - меня там уже не будет. Немедленно, Тим, прошу тебя...
Трубка на том конце была, очевидно, брошена. Судя по всему, Юнгов звонил из телефона-автомата. Тероян взглянул на часы: было без десяти шесть.
– Глория, быстрей!
– сказал он. Через три минуты они уже сидели в "Жигулях" и выезжали по улице Цанцера в сторону проспекта Мира. "Только бы успеть", - думал Тероян. Что произошло? Какую информацию получил Юнгов? От кого он прячется?
Тероян не сомневался, что жизнь Юнгова зависит от того, поспеет ли он к назначенному сроку на Крестовский мост. В пять минут седьмого "Жигули" проехали мимо станции метро "Алексеевская" и тотчас же попали в пробку. Теперь они продвигались еле-еле.
– О, Господи!
– выговорил Тероян, нажимая на сигнал. Наверное, проще было бы добежать до Крестовского моста пешком. Он вывернул руль и бросил машину к обочине. Вместе с Глорией, оставив "Жигули", они побежали к магазину "Богатырь", откуда было уже рукой подать до назначенного места. И вдруг мощный взрыв позади заставил их обернуться. Столб пламени, окутанный черным дымом, вырывался из искореженных, развороченных "Жигулей". Горела и еще одна машина, стоявшая впереди, кричали раненые люди, какая-то женщина лежала возле автобусной остановки и голова ее была неестественно вывернута.
– Идем, - прошептал Тероян, увлекая Глорию за собой.
– Мы здесь не нужны, все кончено.
Они вышли к Крестовскому мосту в половине седьмого. Но было уже поздно: они опоздали. Юнгова нигде не было. И был ли он теперь вообще жив? Тероян надеялся лишь на то, что ему повезет так же, как повезло им, когда они чудом избежали смерти, покинув машину за несколько секунд до взрыва. Какая-то неведомая, сверхъестественная сила все еще охраняла их.
Они вернулись домой, проехав на троллейбусе мимо обгорелого остова "Жигулей", возле которого стояла милиция и зеваки, но уже не было машин "скорой помощи". "Еще одна трагедия, повлекшая за собой людские жертвы, подумал Тероян.
– А сколько их будет впереди?" Смерть идет за ними по пятам, они пробудили ее, вызвали на бой и теперь вынуждены сражаться до конца.
Дома Тероян несколько раз набирал номер телефона Юнгова, но все впустую. Трубку не снимала даже Лариса, его сестра.
– Тим, давай уедем отсюда?
– сказала Глория.
– Мне страшно. Я чувствую, что мы приближаемся к какому-то итогу.
– Каким бы ни был этот итог, мы должны встретить его, - сумрачно ответил Тероян.
– Уже погибло столько людей, и мы не можем все бросить и исчезнуть.
Он ходил по комнате и раздумывал, а Глория напряженно следила за ним. Наконец Тим остановился напротив нее.
– Казнь Юнгова назначена на двенадцатое июля, - произнес он.
– О чем ты говоришь?
– А вот посмотри.
Тероян вытащил кожаную сумку и вытряс ее содержимое. Взял оборванную фотографию и листок календаря.
– Это Юнгов, - он указал на безголовый торс.
– Я узнал местность за его плечами - холм, деревья... Все это находится в Бермудском треугольнике. Кроме того, шрам буквой "V". Такой же, как у меня, Олега, Влада. Стрелка указывает в сердце. Это - смерть. На листке календаря число - 12 июля. Слова: "После позвонить... ир." Ир.
– заказчик. И сумма: пять тысяч, разумеется, в долларах. Все очень просто. Как я раньше не догадался?