Обожженные языки (сборник)
Шрифт:
Аманда Гауин
Потерпи немного, детка [19]
Откуда он шел, не имело значения, направлялся он только домой, так что самое важное ждало его между – между двумя домами. Он плелся, упрямо сунув руки в карманы, ничего не искал, мельком взглянул направо – и увидел. По воздуху без всякой связи с происходящим проплыла туфелька, розовая, как микстура от изжоги. Он крутанулся на каблуке и сделал паузу, которая так и не решила, стать ли ей паузой.
19
The Line Forms on the Right. Amanda Gowin, copyright
Однако туфелькой дело не кончилось. Появилась вторая. А когда глаза привыкли к темноте, из обувки, как Чеширский кот из улыбки, выросла девушка. Вся в черном, она постояла с поджатой ногой, словно аист, тряхнула копной осветленных волос, вдела в туфельку ступню и с довольным видом впечатала ее в мостовую. Потом посмотрела вниз и направилась в переулок, повелительно цокая каблуками.
Звук шагов вернулся эхом. Решай – да или нет? Ее изломанное отражение протянулось по мокрым камням почти к самым его ногам, и тогда он подумал: да, – убедился, что улица пуста, и как неопытный хищник нырнул в переулок вслед за округлой попкой; пусть приведет, куда приведет.
Оказалось – недалеко, к боковому входу в унылую забегаловку с лампочкой, до того яркой, что вывеску не разглядеть.
Дверь захлопнулась, эхо привычно метнулось между домами. Шаг, другой, и он взялся за ручку, которую только что держала девушка. Глубоко вдохнул, блокируя логику, дернул дверь и вошел.
Обычная забегаловка, всё, как обычно, – кроме девушки. Она сидела за барной стойкой на красном вращающемся стуле – маленькая и бледная, с копной дивных волос и незажженной сигаретой в зубах, – крутила головой и подставляла его взгляду то правый, то левый профиль.
Он медленно снял куртку, чтобы выиграть время и убедиться: она никого не ждет, ни с кем не встречается, – а потом тихо сел на соседний стул.
– Милые туфельки.
Она обернулась, вскинула бровь, выдернула изо рта сигарету.
– Спасибо. Я сняла их с трупа в переулке. – Улыбки не последовало, но он засмеялся. Девушка покачала головой: – Мой голос – мое проклятье. Никто не принимает тебя всерьез, если ты мяучишь фальцетом, как Минни Маус или Миа Фэрроу. Слишком много «м», правда? – Она обхлопала себя по бокам, достала откуда-то коробок, зажгла сигарету и не глядя бросила спичку через плечо.
Незнакомка была чудо как хороша! Миндалевидные, густо подведенные глаза – что за цвет? карий? – копна волос и яркие туфельки, а еще перчатки из бледной кожи, вроде тех, что надевали в тридцатые годы дамы, садясь за руль. Каково это, когда твой член ласкает рука в лайковой перчатке?
– Зато всегда есть отговорка на случай, если придется сказать что-то ужасное, – заметил он.
Незнакомка внимательно слушала, но ни секунды не сидела спокойно. Взгляд бродил – по нему и мимо него; она осмотрела каждый угол, не пропустив ни единого слова.
– А если мне это не нужно? Вдруг я захочу кому-то сказать, что собираюсь его убить, – так, чтобы мне поверили?
Их взгляды встретились. Она увидела его замешательство и широко улыбнулась.
– Поступки громче слов, – улыбнулся он в ответ.
Девушка рассмеялась.
– Кстати, как называется эта дыра? «Лось», «Олень» или что-нибудь такое же рогатое? Мы будто попали на съемочную площадку, – перешла она на доверительный шепот. – Слишком все правильно. Не просто бармен, а стандартный Бармен, протирающий стаканы. Позади, в углу – Первый и Второй бильярдисты. В кабинке – кто бы это мог быть… Алкоголик и Пьянчужка?
– Думаю, в титрах их назвали бы Завсегдатаями.
– Какой добренький! – Она повернулась к нему. – Нет, правда, просвети меня. Это дядя Ларри и тетя Шейла? Что ты здесь делаешь, зашел поиграть в бильярд?
Он пожал плечами.
– Просто следил за тобой.
Наконец-то она замерла. Зрачки на долю секунды стянулись в две точки, затем снова расслабились. Острый маленький подбородок уткнулся в ладонь.
– Как интересно, – почти промурлыкала незнакомка изменившимся голосом. – А я как раз выныривала из темноты.
Теперь она его изучала: серая футболка, джинсы, черные ботинки – прикид скинхедов и серийных убийц, – взъерошенные каштановые волосы, при себе ничего опасного. Наконец, отнеся его к категории безобидных или, во всяком случае, легко управляемых, она провела по губе пальцем и крикнула:
– Бармен, протирающий стаканы! Два виски с колой!
Только после пятой порции на двоих она перестала озираться каждые семь секунд, а он – прикидывать степень ее опьянения и расстояние до уборной. Тогда-то и стало ясно: происходит что-то еще. Их взгляды встретились, и скрытые мотивы звучно отступили на задний план. Он заказал текилу и поднял стопку:
– За украденное время.
Незнакомка выпила залпом и прошептала:
– Да, в самую точку. Кстати, который час? Есть тут лаймы?
Она крутанулась на стуле.
– Дейв, у тебя есть лаймы?
На стене висели старые часы – куда же без них. Гнутые стрелки под мутным стеклом приближались к полуночи.
Говоря всем видом – «мы с ней на короткой ноге с тех пор, как она сложила из салфетки младенца Иисуса, а я чуть под стол не упал от смеха и угостил всех выпивкой», – бармен шлепнул на стойку два лайма и тупой нож, после чего сдержанно удалился.
Девушка с улыбкой повернулась.
– Видишь? Я из тех, кому незнакомец доверит нож и не спохватится.
Она смачно разрезала лайм. Одна половинка скатилась со стойки.
– Тебе есть куда пойти?
– А тебе? Хотя что я спрашиваю – я сразу понял, что есть. Так что давай еще по стопке, и забудем пока.
Они забыли – попытались забыть – и со стонами и гримасами впились в лайм.
– Здесь есть музыка? – спросил он. – Пианола, шарманка, хоть что-то?
Она склонила голову набок: