Обратная сторона Зла
Шрифт:
Тот был мрачен:
– Чтобы не возникал вопрос, где же вторая половинка.
– А где вторая половинка? – спросил Аскалон. Он снова взглянул на монету и вдруг вскрикнул.
– Змея! Здесь изображена половина змеи. Но ведь на острове тоже была змея. Она превратила в пепел матроса.
– Змея охраняет хозяина половинки монеты. Она мгновенно чует грозящую ему опасность и уничтожает каждого, от кого эта опасность исходит. Никто не может ни убить, ни даже ударить меня и…. и мою сестру.
– Ничего не понимаю. Как же она стала…
– Давай по порядку, - Ангелар аккуратно убрал оберег обратно и застегнул ворот.
И Аскалон снова весь обратился в слух. Правитель продолжал:
– Итак, мы остановились на том, что два избранных Правителя получили каждый по половинке монеты, которые давали им неуязвимость. Эта династия правила, как ты знаешь, много веков, передавая власть (а с ней и монету) по наследству. Иногда у власти вместе оказывались отец и сын, иногда братья или сестры, иногда муж и жена. Ну это это все и без меня знаешь. Ты ведь учил историю. Так что пойдем дальше. Ты ведь помнишь, кто…
– Погоди, - остановил его Аскалон. – Прости, что перебиваю. Я не понял вот что: что случается со змеей, если ее хозяин умрет?
– Она умрет вместе с ним.
– Но как же?..
– Тот, кто владеет оберегом, может передать его любому, назначив таким образом своим преемником, и змея станет защищать нового хозяина. Все Правители, чувствуя приближение смерти, поступали так. И я когда-нибудь отдам тебе свою половинку.
– Но ведь смерть может наступить внезапно…
Ангелар вдруг побледнел:
– Тогда оберег утратит все свои свойства, и вернуть их будет нельзя. В этом случае семья теряет власть – таково было условие Мертвых, - поэтому оберег берегли пуще глаза. Но такого, к счастью, никогда не было. Может, Мертвые подают Правителю перед смертью какой-нибудь знак, чтобы он успел передать полмонетки своему наследнику. Этого я не знаю.
– Можно еще вопрос? А что если кто-то захочет отнять оберег силой?
– Глупость спрашиваешь. Подумай сам.
– Да, понял. Змея почувствует угрозу и убьет его. Но если он сделает это осторожно, например, подкрадется к спящему?
– Угроза есть угроза. Змея ее почувствует, в чем бы она не выражалась. Так рассказывать дальше?
– Да, конечно. Извини, что перебил.
– Ты перебил меня, когда я пытался спросить, помнишь ли ты, кто правил передо мной?
– Конечно. Это же любой школьник знает. Братья Вир и Витт. Вир умер в 78 лет, а Витт через месяц после него. И ему было, - Аскалон напряг память, - 73, если не ошибаюсь.
– Не ошибаешься. Все верно. Детей у них не было, родственников тоже. Династия прервалась. К счастью, они успели передать свои половинки монеты специально для этого выбранным Хранителям из Совета, двум самым уважаемым и честным людям, которые должны были передать обереги двум вновь избранным Правителям.
– Ничего себе! А если бы Хранители не захотели отдавать обереги. Как бы их отобрали?
– Вот поэтому на их роль и выбрали самых честных и порядочных. Надеюсь, ты веришь, что такие существуют? Но проблема, как это часто бывает, возникла совсем не там, где ждали. Выборы Правителей прошли как по маслу. Но мне об этом как-то неудобно говорить, тем более, это-то ты хорошо знаешь.
– Да, я знаю, как выбрали вас с братом. Он был старше тебя на год? Вашу - или, вернее, нашу – семью посчитали самой благочестивой, образованной и знатной в Городе. Вы с братом были самыми…
– Только прошу, избавь меня от ненужных комплиментов. Мне до сих пор неловко выслушивать все это.
– Но ведь это правда.
– Правда то, что мы с Добраном были слишком молоды, но Совет не посчитал это препятствием для избрания нас на должность Правителей. Благородные Хранители безропотно передали нам половинки священной монеты, и мы вдвоем начали управлять Городом. Все начиналось очень хорошо, и первые дни нашего правления были на редкость удачными. Казалось, что и дальше все пойдет так же гладко. Так бы и было, если бы не Добран. Знаешь ли, сын, есть люди, которые воспринимают власть, как благо, как возможность изменить жизнь к лучшему, как награду, а есть такие, для которых власть – это тяжкое бремя, от которого они стремятся избавиться, а если не могут этого сделать, то рано или поздно оно их раздавит. Таким был мой брат Добран. К сожалению, я понял это слишком поздно для того, чтобы предотвратить то, что произошло.
– Он умер, я знаю, - Аскалон взял отца за руку, пытаясь помочь ему справиться с нахлынувшими горькими воспоминаниями.
– Ты знаешь то, что знают все, то, что написано в учебниках. Но там не вся правда. Мой брат не болел. Конечно, последние дни он вел себя странно – и это, кстати, помогло окружающим поверить, что он умер от болезни. Он то впадал в апатию, то наоборот становился чересчур активен. Все чаще он говорил мне, что жалеет о том, что стал Правителем, что эта должность не для него, он боялся, что не справляется. Я утешал его, как мог, но, честно говоря, не придавал его словам должного внимания – они мне казались временной слабостью, я был уверен, что скоро Добран привыкнет и все наладится. Да и потом у меня было очень много работы – я был молод, Правление было для меня новым незнакомым делом, я тоже, как и он, боялся что-то напутать, боялся, что не справлюсь. Как часто за собственными мелкими проблемами мы не видим огромные проблемы наших близких, и замечаем их, когда сделать уже ничего нельзя. Вот так и я отмахивался от брата, считая его жалобы пустым нытьем, пока однажды не нашел его в полной крови ванне уже мертвого. Он вскрыл себе вены. Понимаешь, мне нужно было лишь выслушать его, поддержать, дать понять, что он не одинок…
Ангелар торопливо отошел к окну и долго стоял там, уставившись невидящим взглядом на растущие под окном цветы. Потрясенный услышанным Аскалон не мешал ему, да ему и самому требовалось время, чтобы прийти в себя.
– Знаешь, - сказал, помолчав, Правитель, - я все же прикажу, чтоб подали чаю. Или ты хочешь поесть?
Когда слуги, расставив на столе приборы и кушанья, вышли, Правитель уже достаточно собрался с силами, чтобы продолжать свой рассказ.
– Понимаешь, сын, - начал он, задумчиво помешивая чай, - ведь накануне своей смерти Добран отдал мне свою половинку монеты. Пробурчал что-то неразборчивое, кажется, просил меня подержать у себя его оберег, пока он не сделает одно важное дело. Тут бы мне и догадаться, что он задумал худое! Так нет! Я даже не дал себе труда выслушать его!
Аскалону хотелось утешить отца, но он не смог подобрать слов. Но Ангелар никогда не позволял себе раскисать – он сам взял себя в руки, не желая, чтобы сын увидел его слабость.
– В общем, после смерти брата у меня оказались обе половины монеты, - Правитель сосредоточенно занялся приготовлением бутербродов. – Такого еще никогда не случалось. Срочно собрался Совет Старейших, чтобы решить, как быть дальше. Предложение оставить меня единоличным Правителем, хотя и было довольно разумным, было отвергнуто большинством. Их можно понять: они столько веков боялись единовластия и тирании. Но что было делать? Мои родители к тому времени уже умерли, а жениться я еще не успел – разделить власть над Городом со мной было некому. Уже начали поговаривать о том, чтобы передать правление другой семье, как кто-то вспомнил о моей сестре. Сначала лишь посмеялись – она была совсем ребенком – но потом призадумались. Вариантов-то, собственно, не было. Снова начать поиски семьи – это несколько месяцев безвластья, нестабильности. Город совсем недавно прошел через это. А я уже успел зарекомендовать себя как неплохой Правитель. Несколько лет мне бы, конечно, пришлось заниматься всеми делами одному, но за это время Виринея бы подросла, выучилась всему, что необходимо – и все бы пошло как прежде. На том и порешили.