Обратный отсчет
Шрифт:
Вопрос был дикий для Афганистана: пользоваться здесь патронами с трассирующими пулями означало одно — обозначить себя и стать живой мишенью.
— Я — Хантер! — ответил Петренко. — Трассеров море, все только ими и заряжено. Ждем команды.
— Оторвись слегка от этого банно-прачечного комбината, — посоветовал спецпропагандист. — А то пыль уж больно плотная. Афродиту спрячь в броню, чтобы не простудилась! Как понял, прием?
— Понял правильно! — ответил Хантер. — Полезай внутрь, — легонько подтолкнул он Галю и снял ее автомат с люка. —
Девушка послушно спустилась вниз и уселась на командирское место. Приказав механику-водителю приотстать от колонны, капитан вызвал Дыню и передал ему кодированное предупреждение. Оно было хорошо знакомо обоим: «мясное рагу».
И снова он увидел то место, где год назад собирал вместе с Ломом обрывки тел после подрыва автобуса на фугасе, бросая еще теплые куски человеческой плоти на плащ-палатки, чтобы освободить дорогу для проезда. Здесь больше ничего не напоминало о той трагедии, разве что несколько колышков, вбитых между камнями на обочине, на которых трепетали на ветру красные и зеленые лоскуты.
Сопки остались на месте. Слева по-прежнему отливало синевой зеркало водохранилища на реке Кабул. В «кармане», как и в прошлый раз, скопилось пять-шесть барбухаек, ожидавших очереди, чтобы проехать. Там же находился БТР с комендачами. Все как тогда…
Внезапно со склона сопки ударил гранатомет. Граната прошла прямо перед мордой его бронетранспортера и взорвалась в воде — гранатометчик продемонстрировал недюжинное мастерство! С горки по колонне открыли огонь из стрелкового оружия — капитан различил голоса примерно десятка автоматов и пулеметов. Имитация атаки выглядела чрезвычайно убедительно — пули стучали по броне.
— К бою! — выкрикнул он, ныряя в люк. — Огонь! Цель — подошва горы справа! — весело скомандовал он десантникам.
Галя испуганно прижалась к нему, но он, не обращая на нее внимания, уверенно руководил «отражением вражеского удара». Спектакль удался на славу — трассера веером рассыпались по окрестностями, рикошетируя в небо. Афганцы на барбухайках, комендачи на бронетранспортере — все попрятались, причем не столько от огня атакующих, сколько из боязни получить шальную пулю от «союзных балбесов», которые, не вылезая из брони, ожесточенно расстреливали окружающую среду.
Тарахтели старые «калаши», гулко лупили СВТ, методично отстреливали в камыши обойму за обоймой карабины Симонова. Тупо стучали пулеметы бронетранспортеров, поражая водную гладь, прибрежную растительность, сопки, далекие горы. Пара «Малюток», изобразив классические «горки» над перепуганными афганцами, унеслась в многострадальный водоем — глушить рыбу.
— Хантер, прием!!! — заскрежетал в эфире голос Чабаненко. — Я Тайфун, прием! Что вы там, б…, творите?! До «Москвы» еще — как раком до Парижа! Что у вас происходит?!
— Так это не..? — поразился Петренко, меняясь в лице. — Докладываю, Тайфун. — Он уже овладел собой. — Семь минут назад по нам сработал гранатомет и открыли огонь около десятка стрелков с легким вооружением.
— Нет, Хантер, нет! — заорал Тайфун. — Огонь на поражение! Це не те, що мете! — Он наконец-то нашел общепонятную фразу на родном языке. — Как понял, прием?
— Вас понял! — ответил Хантер, ощущая, как по спине под бушлатом ползут мурашки. — «Песняры»! — скомандовал он в эфир, воспользовавшись постоянным позывным первой роты. — Цель — пупок и передний скат ближней горки справа, огонь на поражение!
Но было поздно — «духи» давно ретировались, лишний раз убедившись в неспособности «союзных балбесов» организовать грамотное сопротивление. На сопке только пылила земля под огнем да летели мелкие камни…
Неподалеку от «кармана», где перепуганные афганцы и комендачи ожидали, пока пройдет опасная колонна, произошел еще один досадный случай, вроде бы забавный, но полностью «рассекретивший» химиков-огнеметчиков и десантников.
Когда «Буратино» с «Артемоном», завывая могучими танковыми дизелями, проскакивали мимо дорожного «кармана», волоча на буксире дряхлые зенитки, одна из раритетных пушчонок ни с того ни с сего перешла в боевое положение. Древние колеса на гусматическом ходу взлетели вверх, орудие село на брюхо и потащилось за «Буратино», высекая искры из бетонки. Движение колонны остановилось, а «часовые неба» с мрачными физиономиями окружили зенитку — ровесницу Халхин-Гола. Никто понятия не имел, как вернуть ее в походное положение.
Десантники, крепкие парни, с помощью кувалд, ломов и такой-то матери принялись за дело, но чертово железо тупо сопротивлялось, задерживая колонну в узком и опасном месте и категорически отказываясь становиться на колеса.
Помощь явилась с совершенно неожиданной стороны. Один из афганских драваров, ожидавших, когда шоссе освободится, понаблюдав, как парашютисты истязают орудие, выпрыгнул из кабины своей барбухайки и приблизился к мускулистым молотобойцам.
— Эй, командор! — закричал дравар, отнимая кувалду у Стингера. — Чьто ти деляй?! Я на этот пюшка ищьо при Захир-шах сорбоз слюжиль! Сматри, как нада! — Обхватив какой-то рычаг, водитель навалился на него всем телом. Пушка мгновенно приподнялась и встала на все четыре колеса, словно только и ожидала дравара-чародея.
Вздох удивления и растерянности прокатился среди десантников. Засупонив какой-то стопор, водитель барбухайки, под смех комендачей и остальных драваров, с победным видом направился к своей машине. Александр остановил его и сунул в ладонь триста афгани.
— Ташакур, себ дост! — поблагодарил он и добавил как бы по секрету: — Мои асокеры молодые, только из учебки. Неопытные еще…
— Вай, туран! — Недоверчивая усмешка появилась на смуглом лице дравара. — Разкажи свой ханум! А за пайса — ташакур! — Он приложил бумажки ко лбу и слегка поклонился…