Образцовая участковая
Шрифт:
– И «старая клуха» утверждает, что ее «обнес» именно я? – как и его практичная собеседница, Кальян проявлял чудеса незамысловатой догадливости. – Типа, неудовлетворенный состоявшимся разговором, я предпринял неоправданную, если не глупую попытку призвать ее к существующему порядку, причем осуществленную сразу после неприятного разговора, – уж не дурак ли я? С другой стороны, зачем мне ее вонючий, давно прогнивший, «тухляк»?
– Ну, предположим, – не стала Владислава уклоняться от предложенной постановки вопроса, вспоминая, нет, не недавние лекции, преподаваемые в учебном центре и доведенные до нее в рамках освоения служебной дисциплины, а ранее прочитанные криминальные детективы, – продукты питания Вы похитили, чтобы собрать заключенным преступникам передачу и направить ее в места тюремного заключения – вариант вроде бы подходящий?
– Ага, и «чалящуюся братву» поддержали и лишних затрат не случилось, – сделал Жулин само собой просившийся вывод, – вот только, поверь, красавица, предложенный вариант является полной лажей: не настолько я глупый идиот, чтобы подставляться нелепо, шатко, огульно; нет, пожалуй, здесь что-то другое… – он на пару секунд замолчал, как будто быстренько чего-то обдумав, а договаривал уже решительно и напористо: – Но, как бы там ни было, я обязательно в неприятной оказии разберусь, вычислю обнаглевших гадов и перевешаю их на поселковых березах – в назидание подрастающим потомкам, а неразумным дуракам на острастку!
– И заработаете, дополнительный, очень внушительный, срок заключения, ни на йоту не сопоставимый с какой-то банальной кражей, – разумеется, в полную непричастность авторитетного преступника, Слава нисколько не верила, – может, лучше все же сознаться, отсидеть положенный – обратите внимание, незначительный! – срок и выйти на свободу с очищенной совестью и благородными замыслами – как считаете, сможем договориться?
– Навряд ли, юная леди, – усмехнулся Кальян не дружелюбно, но и не ни приветливо, – сразу видно, что ты еще нисколько не опытная, а только вчера «соскочила» со «школьной скамейки». Короче, давай поступим так: ты сейчас записываешь, что я ничего не знаю, ни понимаю – если, конечно, у тебя нет чего-нибудь посущественнее и ты не собираешься меня сейчас арестовывать – а затем ты меня отпускаешь – я и так тут, любуясь на тебя, основательно задержался – и мы с тобой на какое-то время простимся. Впоследствии, если у вас, у полицейских, появиться хоть что-то более значимое, вы меня снова вызовите, предъявите официальное обвинение, и мы будем с вами общаться как принято по закону, то есть с присутствующим защитником и с предъявлением доказательств; пока же, извини, если бы не твое божественное очарование, я бы стал утверждать, что понапрасну потратил здесь время, а возможно, что и выдвинул бы какую-нибудь небезосновательную претензию – ну, так, чтобы не слишком зазнавались и много не расслаблялись, – последнюю фразу он договаривал, многозначительно улыбаясь и выставляя напоказ полностью золотые зубы.
– Как пожелаете, – нехотя согласилась огорчённая девушка, хотя, если говорить откровенно, она и не рассчитывала, что при первой встрече сумеет добиться чего-нибудь большего; впрочем, пообщаться с главным подозреваемым неопытная следователь была просто обязана.
В дальнейшем за десять недолгих минут она набрала стандартный текст никчемного объяснения, распечатала набранный текст на принтере и дала криминальному авторитету под роспись. Не ознакомившись с содержанием, а лишь сказав: «Я Вам, милая красавица, полностью доверяю», Кальян размашисто расписался (все равно бы, в случае чего, он потом ото всего отказался) и, не задерживаясь долее, но вежливо попрощавшись (видимо, за короткий промежуток обстоятельной беседы, почувствовав достойную противницу, он смог проникнуться к ней вполне заслуженным уважением), твердой походкой проследовал к выходу.
Как только захлопнулась входная, железная дверь, позволявшая выйти на улицу, в кабинет зашел удрученный Палыч, весь период предварительного опроса просидевший в соседнем кабинете и не мешавший вновь назначенной сотруднице набираться первоначального опыта; по его теперешнему состоянию можно было сделать неутешительный вывод, что на субботний день он запланировал какое-то значимое мероприятие, которое, по воле несчастливого случая, у него либо совсем провалилось, либо откладывалось на неопределенное, долгое, время. Тем не менее он смог приветливо улыбнуться, показывая, что в случившихся неприятностях виновата отнюдь не требовательная напарница, а исключительно давно опостылевшая работа, и протянул ей оперативную кобуру, прочную, кожаную, крашенную коричневой краской и расписанную замысловатым узором, назвав ее душевным и крайне нужным подарком:
– На вот возьми: ее носить чуть-чуть поприятнее – а то чего ты будешь себе талию килограммовым пистолетом оттягивать? Спрячешь оружие подмышку – там оно и меньше чувствуется, да и извлекать его немного удобнее; но, единственное, одевай «кабуру», лишь когда находимся здесь, в поселке, когда же выезжаем в Райково, нацепляй уставную, ну, так, «от греха подальше» – сама, наверное, должна понимать?
– Спасибо, Палыч, и да… – усердная брюнетка поняла, что, охваченная чрезмерной активностью, она «крадет» у исправного, исполнительного прапорщика его свободное, личное время, – езжай уже отдыхай: с остальным я сама как-нибудь справлюсь, тем более что ничего серьезного делать не собираюсь, а лишь составлю подробный рапорт, отмечу в нем проделанную нами двоими работу, а затем заполню необходимые документы, требуемые по краже.
Конец ознакомительного фрагмента.