Образцовый самец
Шрифт:
К моему облегчению, связь была. Пусть и непрямая, редкая, но новостные сводки досюда доходили. Попала в них и атака террористов из «Последнего дня» на научную станцию. Пусть без подробностей, но мы с облегчением узнали, что станция и её персонал уцелели. Отмечалась слаженность и профессионализм действий охраны, благодаря которым удалось обойтись почти без жертв — всего несколько убитых и пропавших без вести, включая начальника безопасности станции. Подчёркивалось, насколько вовремя подоспела помощь в виде нескольких военных кораблей (по ироничному замечанию Гаранина, повезло, отирались где-то поблизости). Ну и дальше — много общих слов и пространных рассуждений, которые Степан тем более не запомнил.
— Так значит, вы не против вернуться домой? — осторожно спросил Манеско под конец своих объяснений.
— Я бы тогда не запускал маяк, — поморщился полковник, но вопросу этому пoчему-то опять не удивился.
— Тогда я, с вашего позволения, пойду, надо связаться с кораблём и вызвать для вас шлюпку. #286198373 / 11-окт-2019 Ну и обговорить время эвакуации. Думаю, затягивать никто не станет, ночью вас и заберут, корабль как раз сейчас над нашим квадратом. А то вы и так наследили, и Космический Разум знает, как встреча с вами может повлиять на местных…
Ворча в таком духе, антрополог удалился, а Гаранин обвёл задумчивым взглядом комнату.
— Мне кажется или ты правда не рад? — спросила я недоверчиво. — И почему Степан с таким трудом поверил, что мы не будем сопротивляться депортации? Зар? Я чего-то не знаю? — настойчиво позвала его, потому что отвечать мужчина не спешил.
— Я подозреваемый, — всё же пояснил полковник. Понятнее не стало.
— В чём?
— В пособничестве террористам, — ответил он спокойно. Напоролся на мой ошарашенный взгляд, вздохнул и добавил подробностей: — Они знали слишком много и шли слишком целенаправленно. Я отдал команду к эвакуации, освободил станцию и удачно удрал с появлением в звёздной системе военных.
— Ты… шутишь? — предположила я очень неуверенно. Чувство юмора у него, конечно, своеобразное, но ведь не настолько же!
— Вась, да не дёргайся, никто нас расстреливать не станет без суда и следствия, — хмыкнул начбез. — Сначала помучают.
Я же говорю, юмор у него странный.
— Гаранин, ты сдурел? О чём ты?! Какое следствие? Какой побег? Мы чудом выжили! А эвакуацию вообще я предложила, потому что не сразу догадалась отстрелить отсек с прототипом и решилась запустить установку!
— А ты — сообщница, — с прежним спокойствием возразил он.
— Да я тебя видела до этого всего несколько раз в коридорах!
— Докажи это Манеско, — усмехнулся полковник. — Вась, не дёргайся. Иди сюда. — Он выразительно похлопал по собственному бедру.
Я на несколько мгновений замешкалась, прислушиваясь к своим желаниям и ощущениям. Странно, но приглашение Захара не вызвало никакого отторжения. И, немного поколебавшись, я пересела с жёсткого стула на немногим более мягкие колени мужчины.
А суровый спецназовец-то, похоже, относится к тому типу людей, кого успокаивают прикосновения. Ну или ему просто нравится меня трогать.
Тому, что оба варианта устраивали меня одинаково, я уже даже не удивилась.
Мужчина опять задумчиво взъерошил мне волосы, зарывшись в них пальцами, поцеловал в висок.
— Зар, это что, выходит, нас дома посадят? Вот так вот просто?!
— Вась, не ерунди, — вздохнул он. — Такие дела ведут умные, серьёзные люди. Их не списывают на первых встречных, слишком дорого обходятся ошибки. Приговоришь не того — истинный виновник продолжит гадить. У меня хороший послужной список и характеристика, внутренники ДаРа знают, что такие люди просто так на преступления не идут, будут копать, выяснять, чем меня могли купить и купили ли.
— Тебя? Купить? Я, конечно, не так хорошо тебя знаю, но…
— Любого можно купить, не всегда за деньги.
— И чем могли подтолкнуть тебя к такому шагу? — всерьёз заинтересовалась я.
— Так сразу и не соображу, — пожал плечами полковник. — Но то я, а со стороны — разные варианты видятся. Женщина, например, могла подтолкнуть.
— У тебя отвратительное чувство юмора, я говорила? — уточнила хмуро.
Гаранин в ответ рассмеялся, но тактику сменил: вместо разговоров он просто меня поцеловал. И правильно сделал, это у негo выходило гораздо лучше шуток. Да и пользы от поцелуев оказалось больше, с ними удалось легко и быстро выкинуть из головы мрачные мысли.
Расставание с человеческой цивилизацией прошло легко и буднично. Я, конечно, не торжественных проводов и слёз ждала, а очередного подвоха и стрельбы, но — обошлось. Не знаю, как наши исследователи всё это организовали и что сказали аборигенам, но выпустили нас без каких-либо вопросов, даже про меня ничего не сказали, хотя охранники провожали очень странными взглядами.
Снаружи нас ждала уже знакомого вида машинка, за руль Манеско сел сам. На поляне, куда мы добрались минут через двадцать, нашлась автоматическая спускаемая капсула — крошечная, всего раза в три больше аборигенского наземного транспорта. Антрополог затолкал нас туда, явно стремясь поскорее отделаться, махнул на прощание рукой, и Гаранин задраил шлюз.
Внутри было тесно. Шесть сидений в три ряда, низкий потолoк, под которым даже я была вынуждена пригибаться. Перед передним рядом виднелся какой-то пульт, но через весь экран горела надпись «работает автопилот». Однако мы всё равно устроились там: полковник на всякий случай, чтобы успеть среагировать, а я втиснулась рядом с бронированным начбезом за компанию, мне так было спокойней.
Оглядываясь, я с наслаждением вдыхала безвкусный отфильтрованный воздух. Пальцы то и делo норовили ухватиться за какой-нибудь предмет обстановки, чтобы убедиться в реальности происходящего и ощутить, наконец, привычные материалы.
— Никак не могу поверить, что всё закончилось, — пробормотала негромко. — Долго они нас тут будут держать?
Ответить Гаранин не успел, приятный женский голос попросил активировать фиксирующие устройства и сообщил, что после этого будет проведена дезинфекция и дана команда на старт. Потом предупредил о перегрузках, велел сохранять спокойствие и заверил, что все системы работают в штатном режиме.
Впрочем, в кресла нас вжало несильно. Ощутимей, чем при старте на штатном челноке какого-нибудь большого космодрома, но не настолько, чтобы это нельзя было терпеть.