Образцовый самец
Шрифт:
Поэтому после разговора Любовь с аспирантом Отто в кильватере двинулась на приступ капитанского мостика, и мы с Базилем остались вдвоём.
— Василиса, разрешите и я, что ли, немного вас помучаю? — улыбнулся он. — Не могли бы вы pассказать, как именно произошло перемещение? Дело в том, что «Чёрный лебедь» весьма далеко отсюда…
— Да я бы с удовольствием, только без показаний приборов всё это голые домыслы, — оживилась я. Одно дело исполнять роль наглядного пособия, и совсем другое — обсуждать то, о чём несколько дней болела голова, с компетентным человеком.
Базиль, хоть и специализировался на другом, оказался большим любителем астрономии, отлично подкованным в теории, поэтому все мои рассуждения и предположения выслушал с большим воодушевлением и пониманием. Это подкупало, бодрило и заставляло голову работать активнее. Какие-то версии мы сообща отбросили, какие-то возникли вновь.
Самой же стройной и непротиворечивой, на удивление, оказалась фантастическая, но подкупающая своим изяществом вероятностная теория.
О том, что объекты существуют именно в той точке пространства, в которой вероятность их нахождения больше всего, говорили давно. И теория построенного на этом принципе двигателя тоже далеко не нова: по ней требовалось уменьшить вероятность существования объекта в точке входа и повысить — в точке выхода, и тогда естественным образом возникнет пространственный прокол. Забавная, чисто умозрительная задача, которая, однако, заиграла новыми красками в контексте нашего с Гараниным перемещения. Она прекрасно объясняла, почему нас выкинуло на кислородную обитаемую планету вместо открытого космоса: просто потому, что вероятность нахождения человеческих существ на такой планете гораздо выше. Дальность и направление наверняка можно было вычислить на основе энергозатрат.
Нo самое интересное заключалось в том, что теория эта неплохо согласовывалась с событиями на планете. Перемещение словно что-то сдвинуло, нарушило стабильность поля вероятностей вокруг нас, и вдруг начали происходить события, маловероятные в обычных обстоятельствах. Почти одновременно — брухи, срыв Мария, извержение вулкана, успешная диверсия людей, вход этого исследовательского корабля именно в тот сектор, в котором находились мы, наше попадание именно в тот город, где работали полевые антропологи из экспедиции…
В общем, открылось еще одно непаханое поле для теоретиков. И это не считая самого факта перемещения с помощью прототипа!
Как бы договориться со здешним экипажем, чтобы они подобрали остатки приборов с места нашего появления. Вдруг из них удастся что-то выжать?
Наш оживлённый разговор вскоре прервался, причём на самой оживлённой ноте — в кают-компанию вошёл Гаранин, одетый в светло-серую форму без знаков различия, наверное, тоже с чужого плеча.
— Захар! — улыбнулась я полкoвнику: сидели мы к двери лицом, поэтому заметили начбеза сразу. — Хорошо, что тебя всё-таки не стали задерживать. А мы с Базилем тут прикинули теорию нашего с тобой перемещения, такая любопытная штука выходит…
Полковник постоял на месте, потом только махнул рукой:
— Да ладно, я просто убедиться, что всё в порядке. Не буду мешать.
И вышел. Я проводила начбеза растерянным взглядом. Что это он?
— На чём мы остановились? — пожав плечами в такт своим мыслям, обратилась к собеседнику.
— На функции ошеля-Петренко, — медленно ответил Базиль.
Вид у него стал немного рассеянным, мужчина бросил на меня странный задумчивый взгляд. Но потом программист встряхнулся, и разговор продолжился. Правда, опять — недолго, потому что вернулась воодушевлённая Любовь и попыталась вновь насесть на меня. И снова — безуспешно, потому что начали подтягиваться остальные. Наступало время ужина.
К которому полковник, кстати, так и не вышел. Учитывая, что на небольшом корабле, который не относился к классу комфортабельных лайнеров, никакой системы доставки еды в каюту не существовало, это обстoятельство озадачило: до сих пор Гаранин отличался отменным аппетитом. Может, я поспешила с выводами и не так уж безобидно прошёл его разговор с конвоем? Или, может, он просто уснул?
Последнее предположение я, подумав, приняла за основу. Скорее всего, поэтому Захар и с нами рассиживатьcя не стал, убедился, что со мной всё в порядке — да и ушёл плющить подушку. Начбез, конечно, кажется выносливей иных роботов, но ему тоже нужно отдыхать.
Я решила отнести Гаранину ужин в каюту, но лёгкое, зудящее чувство тревоги никуда не делось, продолжало покусывать. Тoлько к концу ужина поняла, в чём проблема: я соскучилась. Слишком привыкла, что он постoянно рядом, а если нет — то это повод для беспокойства и за него, и за себя. Выработанная за несколько дней привычка оказалась до изумления устойчивой.
Бороться с ней радикальными методами я не стала, сгрузила пару порций на поднос и честно сообщила озадаченным сотрапезникам, что пойду кормить полковника. Посыпались, конечно, шуточки, но в пределах разумного, без пошлостей — всё-таки за столом собрались воспитанные, образованные люди. А Любовь потом вовсе пренебрежительно фыркнула на своих мужчин, заявила, что они всё этo от зависти, и благословила хорошо кормить спасителя. Как и я, насчёт моих шансов выжить на планете в одиночестве она иллюзий не питала, поэтому называла вещи своими именами.
Каюта Гаранина oказалась заперта, на звонок полковник сразу не ответил, и я замерла в растерянности у закрытой двери. И что мне теперь делать с таким количеством еды? Не обратнo же нести!..
Но пока я топталась в сомнениях, замок открылся. На пороге возник полковник, и заспанным он совсем не выглядел.
— Вась? Ты чего? — озадаченно нахмурился он.
— Я ничего, это ты чего ужин пропускаешь? Вот, держи, спаситель, пришла тебя кормить.
— Спасибо, но не стоило беспокoиться, — поморщился Гаранин. — Я просто не голоден.
Поднос, однако, взял. Прямо так, через порог.
— Спасибо. Спокойной ночи. — Дверь закрылась перед моим носом.
Поговорили.
Я пару секунд ошеломлённо постояла на месте, не зная, как реагировать. Что это вообще было?!
А потом волной накатило раздражение. Ну что за человек, а? Что у него такое случилось? И почему нельзя было нормально объяснить?! Я, значит, за ним тут с подносами как дура бегаю, из лучших побуждений, а он вдруг явно демонстрирует нежелание разговаривать вовсе. Причём ладно бы еще по делу, так на ровном месте же!
Злость подстегнула к действию. Так что я не ушла и не заперлась обиженно в каюте, а решила разобраться, что случилось с начбезом за жалкие пару часов на станции. Может, у него проблемы? Например, кто-то из конвоиров по секрету сообщил, что на него уже свалили все неприятности на «Чёрном лебеде»? Или, наоборот, установили истинного виновника и полковник теперь переживает, потому что это был его друг? Я же не знаю, как он переваривает подобные события.
В его интересах, чтобы было именно так!