Обреченное начало
Шрифт:
На следующий день трамваи из депо не вышли. Мадам Летеран сказала, что школа слишком далеко, чтобы идти туда пешком, и Дени остался в кровати. Около девяти утра он помылся и отправился в парикмахерскую на углу. Взял журнал и стал читать в ожидании своей очереди.
В эту минуту объявили воздушную тревогу.
— Ну вот, — сказал маленький лысый парикмахер, — опять начинается.
— Не волнуйся, — сказал клиент, — это все ерунда.
— Я не волнуюсь, просто мне эти сирены действуют на нервы.
Дени по-прежнему читал. Сирены выли. Его посадили стричься. Дени смотрел в зеркало и слушал, о чем говорят мужчины.
— Уже полчаса, как началось, — сказал парикмахер. — Раньше они были короче.
— Только не трясись, когда стрижешь, — сказал тот же клиент. — А то оттяпаешь парню уши.
— Ой, бедняга, — сказал парикмахер. — Я уже не трясусь. Меня сирены нервируют. Разве я трясусь, скажи, сынок?
— Надеюсь, что нет, — сказал Дени, — мне мои уши дороги как память.
Парикмахер захохотал и посмотрел на Дени в зеркало.
— Ты храбрый малый, — сказал он, — хорошо держишься. Как любовные дела, в порядке?
— Ничего себе, — сказал Дени.
Парикмахер замолчал и принялся за работу. Закончив, снял салфетку, обмотанную вокруг шеи Дени.
— Ты красив, как бог, — сказал он.
Дени заплатил в кассу и вышел.
— До свидания, сынок, — сказал парикмахер. — Смотри, уши на месте. Я трясусь, только когда воют сирены.
Когда Дени уже шел по улице, он вспомнил, что мать просила его купить бутылку аперитива в соседнем баре, потому что завтра к ним на обед должны прийти родственники. В зале было немноголюдно, тихо и прохладно.
— Дайте мне бутылку аперитива, — сказал Дени барменше. — Чинзано. Для папы.
Женщина пошла за бутылкой. Дени наклонился над одним из столиков — посмотреть газету. Кто-то из посетителей говорил, что эти типы, которые торгуют алкоголем, неплохо живут, но Дени не обратил внимания на говорившего. Услышав рев самолетов, приближавшихся к городу, он посмотрел на сидевших в баре мужчин. Те по очереди поднимались, глядя на потолок и прислушиваясь.
— Так, — сказал один, — попал.
Тут же раздались сильные взрывы со стороны моря. Дени подошел к двери посмотреть, что делается в небе. Он ничего не увидел. Небо было голубым. Прохожие на улице вдруг кинулись врассыпную.
— Я ухожу, — сказал мужчина в баре, — они попали в цель, пойду в убежище.
Взрывы раздавались все чаще.
— Это зенитные орудия, — сказал мужчина, выходя.
В дверях он повернулся к оставшимся. Внимательно прислушался.
— Это зенитки, — повторил он, — я знаю, я служил в противовоздушной обороне в тысяча девятьсот сороковом. У нас даже не было снарядов.
— Тогда откуда ты можешь знать, что это они? — спросил другой. — Если у нас были такие артиллеристы, как ты, понятно, почему мы проигрываем.
Мужчина ушел, не сказав ни слова. Когда взрывы зазвучали громче, Дени тоже вышел. На улице люди, сбившись в испуганные стайки, бежали по направлению к бомбоубежищу. Дени забыл взять бутылку, но решил, что вернется за ней потом. Когда он добрался до дома, бомбы начали падать возле вокзала и дальше, на другом конце города, недалеко от набережной.
Мадам Летеран нервничала, пытаясь найти в ящике документы и деньги.
— Спускайся, — сказала она Дени. — Не нужно здесь оставаться. Спускайся.
— Я подожду тебя, — сказал Дени. — Папа скоро придет.
— Спускайся! — закричала мать. — Умоляю тебя, спускайся, или я тебя ударю.
— Ну ладно, — сказал Дени.
И он спустился.
Внизу в коридоре стояли жильцы дома и переговаривались между собой. Некоторые еще только спускались по лестнице — бежали, перепрыгивая через ступеньки. Бомбы падали все ближе и ближе.
— Самолеты летят в нашу сторону, — сказал какой-то мужчина.
И закрыл дверь в коридор.
— Внимание, самолеты летят в нашу сторону! Не стойте возле двери.
Остальные — мужчины и женщины — сидели, пригнувшись, возле лестницы. Дени поднялся на несколько ступенек и посмотрел наверх. Был ясно слышен гул самолетов.
— Мама, — закричал он, — спускайся!
— Иду, — сказала его мать сверху. — Не бойся, дорогой, я иду.
— Я не боюсь, черт побери! — крикнул Дени. — Немедленно спускайся!
Она, наверное, была на третьем этаже, когда упала бомба. Раздалось множество взрывов, и Дени, лежа на земле, увидел, как стена подвала заходила ходуном и начала разваливаться.
— Спускайся! — повторил он.
Но его голос утонул в грохоте. Люди жались друг к другу в коридоре, и он услышал, как какая-то женщина взывала к святому Кристофу и святому Антонию. Впервые в жизни он увидел, как ведут себя взрослые, когда им страшно.
Он обнял мать, когда она подошла. Она тоже была напугана. На щеке и на волосах у нее выступили капли крови.
— Что это? — спросил Дени.
— Ничего. Окна наверху разбились.
Они услышали странный свист, очень высоко, над крышами, среди гула самолетов. Свист не прекращался — люди сильнее прижались друг к другу, сидели плечом к плечу, опустив голову, с лицами, искаженными страхом.
Шум стал оглушительным. Люди кричали. Но их крики не были слышны. Рты открывались беззвучно. Тяжелая входная дверь с сорванным замком была вжата в стену. Когда Дени увидел, как от взрыва бомбы закачался пол, то подумал, что дом сейчас рухнет. Но дом устоял.