Обреченное начало
Шрифт:
— Посмотри, — сказала она, — все правда.
В свете, проникающем снаружи, они могли разглядеть прямо перед собой переднюю часть большой машины. Вероятно, она была темного цвета и, когда Дени положил руку на капот, он почувствовал, что она вся в пыли.
— Что это?
— «Шенар-Валькер». Она, в принципе, на ходу. У нее есть мотор и все остальное.
— Это машина твоего отца?
— Да. Он оставил ее здесь, когда немцы перешли в южную зону.
Она открыла дверцу, и они оба влезли внутрь, сначала она, потом Дени — на место
— Аккумулятор разрядился, — уверенно сказал Дени, затем, имитируя звук мотора, добавил: — Жаль, что у нас нет бензина.
— Ты умеешь водить машину?
— Нет.
— Отлично. И я не умею.
Она положила голову ему на плечо, чувствуя себя счастливой. Дени тоже был доволен.
— Закрой дверь, — сказала она, — так будет уютнее.
Он закрыл дверь. Они сидели рядом и молчали, Дени держался за руль. Вскоре она заметила, что он заснул. Так вышло, что в эту первую ночь они не легли в кровать. На рассвете она проснулась от холода и обнаружила, что Дени совсем ледяной. Стараясь не разбудить его, она вышла из машины и пошла в дом за одеялами, потом вернулась к нему. Затем, когда оба они согрелись, тесно прижавшись друг к другу, она снова заснула.
Дни стояли теплые и ясные. Сестра Клотильда нашла в одной из комнат свои старые платья и летние юбки. Провела несколько вечеров, подгоняя и укорачивая их. Чтобы порадовать Дени, она надевала эти вещи, когда они были дома или ходили в лес у дороги. Если она по утрам ходила в деревню, то надевала накидку и длинное платье из грубой шерсти. Дени чувствовал неприятное удушье, когда она на время вновь превращалась в монахиню, которой в действительности уже не была, — у него просто горло перехватывало.
Когда они отправлялись в деревню вместе, крестьяне оборачивались, глядя им вслед. Здоровались с ними только в первые недели. До тех пор, пока почтальон, который как-то пришел позже обычного, не увидел, что сестра Клотильда бегает по траве в цветастой юбке и белой блузке. Дени догонял ее, и оба заливисто хохотали. Заметив почтальона, она испуганно застыла, как изваяние. Дени же ничего не понял. Он продолжал смеяться, забирая письма. Почтальон опустил голову и направился в деревню, не сказав ни слова. На дороге он обернулся, садясь на свой велосипед, и увидел девушку с короткими белокурыми волосами, хрупкую и незнакомую — она смотрела ему вслед. Почтальон пожал плечами и уехал.
Сестра Клотильда в грустной задумчивости стояла возле двери, держа в руке нераспечатанное письмо от настоятельницы.
— Ты расстроилась из-за почтальона? — наконец заметил Дени.
— Это ужасно, вся деревня будет теперь судачить о моей юбке.
— Ну, не делай такое лицо! — сказал Дени и ободряюще потрепал ее по коротким волосам.
— Это скандал!
— Тебе не стыдно? — спросил он почти всерьез.
Сначала
— Ненавижу тебя.
— Послушай, не понимаю, что такого неприличного в твоей юбке! — сказал Дени.
— Для них это неприлично. Для них я — сестра Клотильда, они всегда…
— Для меня ты… В самом деле, кто ты? Ты никогда не называла мне своего настоящего имени.
Они изумленно посмотрели друг на друга и тотчас забыли про деревенского почтальона, это было невероятно, потрясающе.
— Я знаю имена всех твоих чертовых кузин, но ты ни разу не назвала мне своего!
Она вырвалась и со всех ног бросилась бежать по лугу, примыкавшему к дому. Дени догнал ее у подножия холма, за изгородью, увлек за собой на траву, лег сверху, прижав к земле ее запястья, потому что она изо всех сил отбивалась.
— Признавайся!
— Нет.
Оба с трудом переводили дыхание.
— Держу пари — Анастасия или Филомена, жуткое имя.
— Нет.
Она старалась высвободить ноги, перевернуть его на спину. Потом неожиданно отказалась от сопротивления. Просто слегка приподняла голову, коснулась губами уха Дени, поцеловала.
— Меня зовут Клод. Вот. Клоди, Кло-Кло, Клодин, Клодет, как хочешь.
Дени отпустил ее запястья, обнял. Это имя хорошо подходило ей. Оно казалось ему ангельским, похожим на ее улыбку.
— Теперь я буду называть тебя Клод.
Она прошептала, что больше его не ненавидит, что любит его.
— Моя маленькая Клод, — сказал он, — маленькая Клод, которая меня любит.
Они вернулись домой, держась за руки.
— От кого письмо? — сказал Дени.
— Письмо?
— Письмо, которое ты держишь, вот это. Если от парня, то я сниму с тебя шкуру — по кусочкам.
Она остановилась, чтобы распечатать письмо от настоятельницы. Не нашла в нем ничего подозрительного и вздохнула с облегчением.
С этого дня, когда они проходили мимо полей, крестьяне с ними больше не здоровались. Дени тоже обратил на это внимание, но ничего не сказал, они никогда это не обсуждали. В деревне женщины смотрели на сестру Клотильду в упор, а на мальчика — не скрывая презрения. Когда Дени ездил один на велосипеде за хлебом, хозяйка булочной в Виларгье бесконечно долго пересчитывала продовольственные купоны, и он чувствовал, что она обслуживает его очень нелюбезно.
Только позднее, в июле, влюбленные стали испытывать к себе уже откровенно враждебное отношение деревенских. Весь месяц они чувствовали себя совершенно спокойно, погруженные в свое счастье. Светлые и радостные дни сменяли друг друга, каждый вечер был окрашен легкой меланхолией, когда они садились рядом, в конце дороги, возле рощицы, посмотреть, как заходит солнце.
— Еще один день прошел, — говорил Дени. — На нем можно поставить крест, он никогда не вернется.
И оба они чувствовали свою правоту — ведь их оправданием была сама жизнь.